Надо сказать, что за прошедшие три месяца Алёшкины успели порядочно задолжать китайскому торговцу и, откровенно говоря, даже не представляли себе, как бы они жили без его кредита. Кроме того, что они купили сразу после образования своей семьи, встал вопрос о необходимости приобретения ещё очень многих вещей: Кате нужно было осеннее пальто, платье, бельё и другое. Даже при сравнительно солидной зарплате, получаемой Борисом, всё это купить за короткий срок было невозможно. Им пришлось обратиться к Ли Фун Чану, тот уладил это дело неожиданно просто: помог приобрести и костюм Борису, и многие другие вещи сравнительно недорого. Самое главное, что за покупки не требовалось сразу платить полную стоимость, эту сумму китаец записывал в свою книжку. Таким же образом происходили расчёты и с теми китайцами, которые, по поручению всё того же Ли Фун Чана, приносили товары (возможно, и контрабандные) на дом. Так было куплено Кате осеннее пальто из какого-то заграничного тиснёного драпа, несколько отрезов ткани на платья и кое-что из белья. Большую часть платьев сшила портниха, рекомендованная Ядвигой, но один отрез из белого батиста с вытканными золотом большими цветами по краям Катя везла с собой, чтобы сшить платье в Шкотове.

Расчёты с Ли Фун Чаном производились просто: узнав, когда Борис получает жалованье, он на следующий день приходил к Алёшкиным, открывал свою книжечку и говорил Кате:

– Ваша мадама моя должна 70 лубли, сколько могу давай? – и без всяких возражений, даже как бы с удовольствием, принимал любую сумму, которую она в этот момент могла ему дать.

С Борисом денежных разговоров он никогда не вёл, считая неудобным беспокоить «капитана» по таким пустякам. Он, очевидно, был хорошо осведомлён о служебных делах Алёшкина и считал его вполне надёжным и кредитоспособным.

А Борис и на самом деле в своём служебном положении рос не по дням, а по часам. Очевидно, этому способствовало и бурное развитие того учреждения, где он служил.

Ещё год назад вновь организованный Дальгосрыбтрест был сравнительно малозаметной организацией в городе, но к лету 1928 года он стал известен всему Владивостоку, причём не только тем, что делал, но, главным образом, тем, что предполагал сделать в ближайшее время. Конъюнктура международного рынка складывалась так, что спрос на продукцию ДГРТ был неограничен, и его товары, приносившие всей стране Советов чистое золото, пользовались большой популярностью. Такому быстрому развитию ДГРТ способствовало и то, что одна из ценных сельдевых пород рыб – иваси долгое время (столетие), шедшая весной основной своей массой в Японском море вдоль берегов Японии, после знаменитого землетрясения, происшедшего в 1923 году, вдруг пропала. Год назад она внезапно появилась, идущая такими же огромными косяками в пределах территориальных вод СССР.

Это очень нежная рыба, появляющаяся в сравнительно тёплое время года, обработать её требовалось не позднее чем через шесть часов после вылова. При своевременной, даже простой засолке она давала продукцию высокого качества. Изготавливаемые из неё консервы не только не уступали по вкусу португальским или итальянским сардинам, но даже превосходили их. При изобилии этой рыбы, появившейся вдоль всего Приморского побережья, начиная от бухты Де-Кастри и до залива Посьет, такими консервами можно было бы завалить мировой рынок. Кроме того, опять-таки, в пределах этих вод, в районе Камчатки и Охотского моря имелись громадные скопления крабов, трески и камбалы, также пользующихся большим спросом на международном рынке. В районе залива Петра Великого и Посьета обнаружили большое количество трепангов и морских ежей, популярных на рынках Японии и Китая. Всё это требовало быстрого развития хозяйства Дальгосрыбтреста.

Советское правительство, не считаясь ни с какими валютными затратами, решило приобрести импортное оборудование и в ближайшие же годы на базе бывших частных рыбных промыслов построить и открыть не менее десяти консервных заводов во всех крупных бухтах побережья. Кроме того, было решено закупить несколько пароходов водоизмещением 10–15 тысяч тонн, специально оборудованных под плавучие крабовые заводы, чтобы уже весной 1929 года отправить их в промысловый рейс.

В 1928 году для ловли крабов ДГРТ за большие деньги фрахтовал такие суда у частных торговых фирм Японии. Несмотря на огромную арендную плату, даже это приносило государству прибыль. В виде опыта в этом же году решили приобрести для глубоководного лова трески и камбалы два траулера по 300 тонн (один в Германии, другой в Италии) и два дрифтера по 120 тонн. Для ловли сельди и иваси, кроме ставных береговых неводов, которыми пользовались издавна, стали применять новые, более продуктивные кошельковые невода. Для использования последних требовались специальные деревянные моторные суда водоизмещением 10–15 тонн, сейнеры. Эти суда нужно было строить во Владивостоке своими силами, и лишь моторы, специальное оборудование и сами невода покупать за границей. Одновременно необходимо было расширить лов дальневосточной красной рыбы – кеты, горбуши и симы, которая издавна пользовалась большим спросом на международном рынке.

Обо всех перспективах развития дальневосточного рыбного хозяйства Алёшкин знал потому, что правление ДГРТ прежде, чем принять какое-либо решение и выйти с ним в Совнарком РСФСР или Наркомат торговли, обсуждало его на собрании партячейки.

Мы уже, кажется, говорили, что в трестовской партячейке грамотных людей было всего двое, конечно, если не считать председателя правления, по образованию инженера, и заместителя начальника производственного отдела Гусева, юриста. Среднее образование имел секретарь партячейки – начальник общего отдела и отдела кадров и новый десятник лесосклада Алёшкин. Естественно поэтому, что при распределении партийных нагрузок Борису была поручена работа технического секретаря ячейки. Конечно, на каждом собрании избирались председатель и секретарь, но представленные ими протоколы обрабатывал Алёшкин. Таким образом, он оказывался в курсе всех дел треста, хотя по служебной лестнице занимал и невысокую должность.

Если для развития работы ДГРТ требующийся большой флот и консервные линии закупались за границей, то весь мелкий – кунгасы «кавасаки» и сейнеры надо было строить самим. Всё это требовало большого количества лесоматериалов самого разнообразного характера. Увеличилась потребность и в таре – бочках, ящиках, консервных банках. Производительность китайских кустарных мастерских трест уже не удовлетворяла, потребовалось строительство более крупных бондарных, ящичных, баночных заводов. Эта работа была возложена на Антонова, она занимала всё его рабочее время, и поэтому все операции по лесозаготовкам, по заключению новых договоров с Дальлесом, по контролю за выполнением старых и по организации получения, хранения и выдачи лесоматериалов на второго работника лесного подотдела легла на Алёшкина. Ему же пришлось принять участие и в организации первой примитивной верфи для строительства мелких деревянных судов. Благодаря этим переменам должность Бориса стала называться «заведующий лесным складом», соответственно повысился и его оклад.

Кроме того, в конце весны 1928 года произошло и ещё одно событие, способствовавшее быстрому продвижению Бориса по служебной лестнице, но в то же время усложнившее его работу. В середине мая лесопромышленник Бородин, получивший вперёд полугодовую арендную плату за склад от ДГРТ и большой (около 200 тысяч рублей) аванс от Дальлеса на проведение осенних лесозаготовительных работ для обеспечения лесопильного завода, со всеми этими деньгами оказался в Китае. По слухам, он не задержался там надолго и переехал в Японию.