— А кто это? — подозрительно спросила она.

— Маленький таежный олень, — улыбнулся Родион.

— Вот ужас-то, — возмутилась Марта. — Пацифист называется. Так что с мороженым-то?

— А его просто не было. Были всевозможные ягоды, кто-то привозил шоколадные конфеты из Москвы, леденцы, зефир. Но когда мой дед-генерал вышел в отставку и прикупил фазенду, его ближайшим соседом оказался один предприимчивый кореец, женившийся на русской деревенской женщине. У них были лошади и коровы, овцы и прочая скотина. Масса детишек — похожих как две капли воды, и порядочный кусок земли в пойме Уссури. Вот он-то и делал мороженое — сначала для своих, а потом развернул настоящее производство. Его старшие сыновья разъезжали в фургоне по дачным окрестностям, и товар у них улетал в считанные минуты. Ты и представить не можешь, что это было за мороженое! С цукатами, черникой, брусникой, лимонником, актинидией. И даже с фасолью, с имбирем, с творогом! Когда мне приходилось жить у деда, я через неделю ни на какое мороженое смотреть не мог…

— С фасолью? Ты не шутишь?

— Вот тебе святой истинный крест! — Родион ухмыльнулся. — Знаешь, как это делается без всяких там холодильников-морозильников? Берется медная коробка литра на два-три и ведро с колотым льдом, пересыпанным солью, потом…

— Погоди! А где теперь эти твои бабушка и дедушка?

— Умерли. Оба. Дед сломал шейку бедра, споткнувшись в огороде, и через неделю угас, а бабулю мама забрала к нам. Но ей, я думаю, больше не хотелось жить. Она скучала без деда и поспешила за ним, года не прошло. Они все оставили моей матери, и отец перед отъездом продавал за гроши какие-то шевиотовые отрезы, шубы, посуду, мебель, генеральскую черную «Волгу», и даже овчарку дедову продал — тому же корейцу.

— Не промах твой родитель!

— Не тащить же с собой, а бросить жалко.

— А как вы там жили?

— Ну как живут в военных городках? Сериал «Таежный роман» смотрела?

— Нет.

— И не надо. Больше всего мне нравилась там природа. Только слишком сыро, когда начинаются муссонные дожди. Сопки, покрытые кедровником, а у подножия натуральные джунгли, где все подряд перемешано и запутано лианами, в основном лимонником и диким виноградом. Зато зимой, особенно в предгорьях, снегу по шею. Ты когда-нибудь видела такого зверя — харзу?

— Нет.

— А я видел — так, как тебя сейчас. Что-то вроде куницы, только размером с собаку.

— Почему же вы оттуда уехали? — Марта допила сок и теперь нетерпеливо ждала, пока Родион покончит со своим и они наконец-то уберутся отсюда. К тому же ей до ужаса хотелось пописать.

— Я наотрез отказался от военной карьеры. Когда перешел в выпускной класс, осенью у нас с отцом вышел крутой разговор. Он хотел, чтобы я ехал в Хабаровск, в училище, где у него какой-то кореш, майор Фрумкин. А я заявил, что хочу стать хирургом и поеду в Москву, к маминым двоюродным сестрам, которые все как одна врачи. Буду готовиться в мед. Меня отдали в школу на год позже, я шел на медаль, и родители со мной носились как с писаной торбой…

— Но ты не дал себя скрутить?

— Не совсем, — поморщился Родион. — Мама неожиданно меня поддержала. Мы втроем в тот вечер так орали, что разбудили соседей. Он же никого не слышит, кроме себя. Сошлись на том, что к весне решим, где мне учиться — в Москве или поближе. Однако через пару месяцев закрутилась другая история. Умерла бабушка, у отца начались неприятности по службе — какой-то парнишка-срочник застрелился в карауле, потом перевелся во Владивосток один из подчиненных отца и дал против него показания. Военная прокуратура начала проверки. В результате отец подал рапорт и мы двинули сюда.

— Почему не в Москву, ведь там у Инны Семеновны родня, да и тебе…

— А здесь не родня? Отец категорически отказался ехать в Москву, и мама в конце концов уступила. Они дождались, пока я сдам выпускные и получу свое липовое серебро, а через день после выпускного мы распрощались с Бикином… Потом, уже в поезде, отец заявил, что они с матерью считают — лучше бы мне стать экономистом-международником. Знаешь, они так достали меня за этот год своими проблемами, нервами и страхами за свое и мое будущее, что я сдался. Единственное, о чем я их попросил — больше не вмешиваться в мою личную жизнь.

— И держат слово? — Марта поднялась.

— В общем-то, да. Ты куда это?

— В туалет… Все тебе нужно знать. Жди меня в машине.

Когда она вернулась, Родион стоял у входа в кафе, оживленно беседуя с каким-то парнем. У парня в руке был плоский рыжий кейс, а серый пиджак примят на спине.

Марта сразу же забралась в машину — дверь «рено» оставалась приоткрытой. Прошло еще минут пять. Наконец парень кивнул. Они обменялись рукопожатиями, и Родион устроился рядом с ней.

— Это Денис, — сказал он, — мой однокурсник. Подрабатывает в банке. Толковый, не то что я. Обычно держится особняком, а тут неожиданно разговорились. Так что? Едем на корты?

— Может, просто покатаемся?

— Принимается. Хотя в такое время удовольствия от этого мало — час пик. Поехали лучше в парк! — Он свернул на проспект, а через несколько кварталов, у светофора, еще раз — на тихую улочку, ведущую к городскому парку. Место для парковки удалось найти не сразу.

— У тебя когда тренировки начинаются? — спросил Родион.

— С завтрашнего дня. И потом почти ежедневно. В конце августа опять соревнования…

— И я буду занят. У отца скоро юбилей, и мы, в общем-то впервые за эти два года, собираем кучу гостей. Не знаю, зачем ему это понадобилось… Ты чего все время молчишь, Марта?