Александр Кабаков
Маленький сад за высоким забором
Рассказ
За долгие годы он так и не привык к этому виду из окна: открытка. Сейчас впечатление усиливалось крупным оперным снегом и торжественной подсветкой всего центра. Ярко-синее небо сияло, словно покрытое для сохранности блестящей прозрачной пленкой, и на таком глянцевом фоне белые быстрые хлопья скользили без определенного направления, некоторые падали, а другие взлетали.
Руслан знал, что в это время дом пуст. Слуги с его разрешения ушли еще днем, жена утром уехала в имение, дети - сын, невестка и внучка - уже за неделю до праздников улетели в Азию, обычно там, в горах, встречалась вся их компания. Он остался в одиночестве, собирался провести вечер в приятном безделье: сначала вполглаза полспектакля по первой сети, потом начало последних новостей по второй, потом чем-нибудь перекусить, запить чем-нибудь, задремать...
Почувствовав, как по комнате потянуло холодом, и еще не до конца проснувшись, он подумал, что сам по рассеянности устроил сквозняк с вечера. Открыл глаза - и сразу же увидел их, и понял, что холод вошел с ними, с их толстой зимней форменной одеждой, холод был вроде дополнительного наружного слоя этой формы. Люди, работа которых связана с постоянным перемещением от конторы или главной базы к различным объектам деятельности и между этими объектами - врачи скорой помощи, полицейские, пожарные, ремонтники сетей, вносят на себе, входя, как бы оболочку из дорожного делового шума и наружного воздуха, вместе с ними входят город и погода. И на серых комбинезонах этих троих в его спальню вошла городская зима.
Один из них, аккуратно переложив одежду Руслана на кровать, в ноги, неудобно сел в кресло и приготовился писать, пристроив на коленях клавиатуру, а двое других сели на стулья, которые они прихватили по дороге в зеленом кабинете.
Дальнейшее было известно любому взрослому жителю страны, и Руслан все знал, конечно, тоже, хотя и не смог бы вспомнить, откуда - ведь никто никому не рассказывает, а прочесть негде. Но, нисколько не раздумывая, он начал все делать как следует: спокойно, приглушенным голосом назвал свои имя, фамилию и основной код, откинул одеяло, делая вид, что совершенно не смущен присутствием посторонних, и стал одеваться.
– Я сообщу жене, - сказал он, - вы можете подождать минуту?
– Конечно, - ответил один из тех, что сидели на стульях. Тот, что записывал и сверял, выключил клавиатуру и убрал ее в сумку.
Руслан набрал номер, экран на мгновение погас и тут же начал освещаться особым, теплым желтовато-розовым свечением общегражданской связной сети - это была рекламная новинка: "Если вы звоните начальнику, помните: наша сеть 77 покажет вас загорелым!". И жена действительно выглядела гораздо свежее, чем утром, когда уезжала.
– Видишь, - начал Руслан, - как получилось... Только не волнуйся... Думаю, что мне придется...
– Я понимаю, - перебила жена.
– В конце концов, это все равно необходимо. Чтобы выяснить. Главное - ты сам не волнуйся. Хочешь, я приеду туда прямо сейчас? Ты уже знаешь, куда?
Руслан обернулся к тому, который записывал, но человек в форме пожал плечами: "Утром узнаете все точно, номер комнаты и относительно возможности посещений, тогда позвоните супруге...". Жена, видимо, расслышала: "Ну, хорошо, я сама позвоню в их справочную прямо с утра. До завтра. И не волнуйся". Она улыбнулась ободряюще, как положено улыбаться в таких случаях, и отключилась.
Дорога заняла не меньше получаса, хотя Руслану показалось, что они кружили, не покидая центра. Но определить точно направление он не мог - за небольшими окнами машины косо несся снег, а снизу сквозь него пробивались, сверкая и вспыхивая, все одни и те же слова, картинки, знаки.
Сдерживающий костюм - там, где полированный металл касался тела, на горле и в щиколотках - леденил кожу.
* * *
Самым неприятным сначала были именно посещения. По слабости характера и привычке соблюдать условности Руслан не решался отказывать тем, кто звонил и сообщал, что разрешение получено, и вот, старик, вечером жди, потреплемся, а то ты там отдыхаешь, а мы тут... У жены разрешение было постоянное, так что ее приход через два утра на третье был вообще неизбежным. И после каждого визита приходилось долго восстанавливать равновесие, покой возвращался только часа через два-три, а иногда вообще все разрушалось, не удавалось уснуть, и начинались неприятности...
Вызов Руслан выключал почти на весь день, а когда кто-нибудь все же дозванивался, делал честное лицо и объяснял, что был вынужден отключиться, так как процесс идет полным ходом! Иногда даже по три беседы в день, минуты нет поскучать... И со временем посторонние звонить и приходить почти перестали.
На самом деле беседы бывали только в первые два месяца, да и то не ежедневно. Теперь же его вызывали в лучшем случае раз в неделю, прямо к главному, на обязательный понедельничный разговор, и длилось все не больше трех минут - ну, какие перемены, до какого года вспомнили последовательности, часто ли родители снятся? Теперь чаще? Ну, хорошо, идите. И помните: пока не научитесь хотя бы в размышлениях отделять один момент от другого, результата не будет. А уж потом в ощущениях, потом. Отделяйте, отделяйте момент, вот один момент, а вот уже другой, и никакой связи, понимаете? Ну, хорошо, идите.
Но моменты не отделялись.
Иногда Руслану казалось, что начинает получаться.
Вот открывается дверь, заглядывает сосед: "Пойдем, что ли, покурим?". Открывание двери на секунду или на долю секунды повисало в пустоте, потом в пустоте не было ничего, потом сосед произносил первое слово, потом опять ничего, потом... Но тут Руслан замечал, что моменты разделились - и, как только он это замечал, все немедленно сливалось в непрерывное движение, время соединялось, и где-то далеко, в самом конце времени, появлялся результат: вот Руслан выходит на улицу, позади захлопывается дверь или сдвигаются ворота, он ведь даже не знал, через дверь или ворота выходят научившиеся, и вот он стоит на улице, оглядывается, пытаясь узнать район и определить, в какую сторону двигаться к аэростанции... Тут же возникал и противоположный конец времени: отец держит Руслана за руку, и они идут, перешагивая через рельсы, к далеко стоящей коробке одинокого вагона, и ноги приходится высоко поднимать, чтобы переступать через рельсы, и когда становишься на край шпалы, ступня неловко выворачивается, а щебень едет и перекатывается под подошвой, но отец держит за руку и не дает упасть.