Эмили знала, что такое плохой родитель. Каждый день – часто несколько раз в день – она обещала своему ребенку, что самые важные родительские обязанности с ее стороны будут выполнены.

Теперь она произнесла это вслух, как напоминание:

– Я буду защищать тебя. Никто никогда не причинит тебе боль. Ты всегда будешь в безопасности.

Путь до города занял еще полчаса. Ее босые ноги сначала горели, потом ободрались, а потом просто онемели, пока она шла по белому кедровому настилу променада. Атлантика была по ее правую руку, волны ползли по песку, их тянул к себе отлив. Темные витрины магазинов слева отражали солнце, которое медленно ползло над Делавэр-бэй. Она представила, как оно идет над Аннаполисом, потом над городом Вашингтон, потом через Шенандоа, готовясь отправиться дальше на запад, пока Эмили бредет по беговой дорожке настила – настила, по которому ей, вероятно, придется ходить всю оставшуюся жизнь.

В это же время в прошлом году Эмили была на экскурсии по кампусу «Фогги Боттом» в Университете Джорджа Вашингтона. До того, как все так грандиозно сошло с рельсов. До того, как жизнь, какой она ее знала, безвозвратно изменилась. До того, как она потеряла право на надежду, не говоря уже о мечтах.

План был такой: благодаря праву приема по наследованию [1] ее зачисление в Университет Вашингтона – это простая формальность. Студенческие годы она проведет, комфортно устроившись между Белым домом и Центром Кеннеди. Практику она пройдет в Сенате. Она собиралась пойти по стопам отца и изучать политологию. Собиралась пойти по стопам матери и поступить в Гарвардскую школу права, потом пять лет проработать в какой-нибудь престижной юридической фирме, получить должность судьи штата, а в итоге, возможно, и федерального судьи.

Что скажет твоя мать?

– Твоя жизнь кончена! – кричала ее мать, когда стало очевидно, что Эмили беременна. – Теперь тебя никто не будет уважать!

Самое забавное, что, оглядываясь на последние несколько месяцев, она понимала, что ее мать права.

Эмили сошла с променада, срезая участок пути по длинному темному переулку между кондитерской и палаткой с хот-догами, и перешла Бич-драйв. В конце концов она оказалась на Роял Коув Уэй. Мимо проехало несколько машин, и некоторые притормозили, чтобы посмотреть на замызганный пляжный мячик в ярко-бирюзовом выпускном платье. Эмили потерла плечи, ежась от холода. Ей не стоило выходить в таком кричащем наряде. Ей не стоило выбирать что-то без бретелек. Ей стоило перешить его, чтобы подогнать под свое увеличившееся тело.

Но все эти светлые идеи не приходили ей в голову до этого момента, так что ее набухшая грудь вываливалась из лифа, а бедра раскачивались, как маятник часов в публичном доме.

– Эй, горячая штучка! – выкрикнул парень из окна «Мустанга». Его друзья набились на заднее сиденье. Из окна торчала чьи-то нога. Она чувствовала запах пива, травки и пота.

Эмили придерживала рукой свой живот, пока шла по школьному двору. Она думала о ребенке, который рос внутри. Сначала это казалось нереальным. Потом стало ощущаться как обуза. И только недавно она почувствовала, что это человеческое существо.

Ее человеческое существо.

– Эмми?

Она обернулась и удивилась, увидев Блейка, который прятался в тени дерева. В одной руке он держал сигарету. Невероятно, но он нарядился к выпускному. Еще с начальной школы они насмехались над танцами и выпускными, этими «дешевыми зрелищами для плебса», который цепляется за то, что, возможно, будет лучшими вечерами в его жалкой жизни. Только формальный черный смокинг Блейка отличал его от парней в ярко-белом и пастельном, которых она видела в машинах.

Она кашлянула.

– Что ты здесь делаешь?

Он ухмыльнулся.

– Мы решили, что будет весело понаблюдать за плебсом лично.

Она огляделась в поисках Клэя, Нардо и Рики, потому что они всегда ходили стаей.

– Они внутри, – объяснил он. – Кроме Рики. Она опаздывает.

Эмили не знала, что сказать. «Спасибо» было бы неправильно, учитывая ее последний разговор с Блейком, когда он назвал ее тупой сукой.

И она просто пошла дальше, бросив неопределенное:

– Увидимся.

– Эм?

Она не остановилась и не обернулась, потому что, может, он и был прав насчет того, что она сука, но тупой она все-таки не была.

Пульсирующий гул музыки доносился из открытых дверей спортивного зала. Эмили чувствовала, как басы вибрируют в ее зубах, пока шла по двору. Выпускной комитет, очевидно, остановился на теме «Романтика у моря», что было столь же тоскливо, сколь и предсказуемо. Бумажные рыбки всех цветов мелькали среди голубых лент. Среди рыбок не было ни одного копьеносца, в честь которого был назван их город, но кто она такая, чтобы кого-то поправлять? Она даже не их ученица.

– Господи, – сказал Нардо. – А у тебя есть яйца – явиться сюда вот так.

Он стоял в стороне, рядом со входом – именно там, где Эмили ожидала бы его найти. Тот же черный смокинг, что и у Блейка, но со значком «Я застрелил Джона Ф. К.» на лацкане, который должен был продемонстрировать, что он пришел сюда шутки ради. Он предложил Эмили глотнуть из наполовину пустой бутылки оранжевого «Мэд Дог 20/20».

Она покачала головой:

– Я отказалась от этого на время своего великого поста.