— Уже тогда, значит, ты видела, каким он может быть.

— Ну, вспыльчивый. Разве таких людей нет? Я была неопытна, наивна. В людях не разбиралась. А потом не могла отказаться. Я ведь сразу забеременела Костей.

— Залёт?

— Да, но уже после того, как была назначена дата свадьбы. Мы родителям не сказали. Моя мама знала и всё. — Я положила ладошку на щёку, неприятные воспоминания вызвали короткую вспышку грусти и раздражения. — Первый год прошёл спокойно. Я готовилась к родам, Олег работал. Мы не ругались, мирно жили и ждали первенца. Олег никогда не проявлял чувств к растущему животу, не прикладывал руку, чтобы почувствовать толчки, не заботился о моем состоянии. Иногда баловал шоколадками. А мои разговоры о ребёнке пресекал. «Он же ещё не родился, вот когда родится, тогда мне будет интересно», — говорил он, целовал меня в висок и уходил пить пиво с друзьями. Только когда родился Костик, ни черта ему не стало интересно. Он стал пропадать ночами, задерживался на работе, потом ехал в кабак. Я терпела, а когда терпение иссякло, начала предъявлять претензии, мол, не хочешь ли вспомнить, что стал отцом.

— Получается, Костя ему не нужен.

— На суде он боролся за него, потому что родители хотели. Именно им нужен был Костя.

— И если бы ты проиграла в суде, то…

— Костя жил бы с бабушкой и дедушкой. К ним у меня нет претензий. Они любили и баловали Костю, да и ко мне хорошо относились. Однако одной моей жалобы на Олега хватило, чтобы свекровь похолодела по отношению ко мне. О побоях я рассказывала только маме, и… — мой голос дрогнул. — Мне кажется, я виновата в том, что с ней случилось. Она очень сильно переживала и не выдержала…

Слёзы скорби покатились с моих глаз. Рома вскочил с места и сел передо мной на корточки, развернув к себе. А я говорила, меня уже было не остановить.

— Олег запрещал ездить в Синегорск без него, а с ним мы могли приехать раза два в год. Можешь себе представить, — я облизала соленые губы, Рома подал мне салфетку, и я высморкалась. — Сегодня я говорю с мамой по телефону, а завтра еду её хоронить…

Вот тут сорвалась на рыдания. Слишком долго сдерживала себя. Рома заботливо принёс мне стакан воды, крепко обнял и поцеловал в висок.

— Я не хотел вызвать у тебя такие печальные воспоминания. Прости…

— Нет, Ром, ты должен знать. Вся моя жизнь с момента, как надела обручальное кольцо, это сплошная чёрная полоса. Какая я была в школе, помнишь?

— Жизнерадостная, весёлая и с задорным нравом, — ответил Рома, улыбаясь.

— Вот, а потом всё это исчезло. Беременность, роды. Когда Косте исполнился год, я получила первую оплеуху. Сначала я отвечала ему, защищалась, толкалась и кусалась, но до той поры, пока он жестоко не избил меня. Синяки сходили долго. Он сломал мне одно ребро. Тогда я присмирела. Косте три года. Начались открытые измены и скандалы. Однажды он привёл женщину в дом, они трахались в комнате для гостей, а я не знала, как поступить. Проревела до утра, рассказала маме, и та попросила приехать в Синегорск. Я собрала вещи и уже собиралась уезжать, как приехал отец Олега. Он умолял простить мужа и клялся, что этого больше не повторится. — Я всхлипнула и крепче прижалась к груди Ромы. — Женщин Олег больше не приводил, но прошёл ещё год, и он слетел с катушек. Мой муж превратился в тирана, бил меня, унижал, издевался, насиловал. Иногда я пряталась у соседки, которая случайно прознала о наших скандалах. Она сама предложила переехать к ним, когда дело дошло до крайности. Отец Олега перенёс инсульт, когда узнал о нашем разводе, он до сих пор как овощ лежит в постели и не может повлиять на Олега.

— Как же ты вырвалась?

— Муж соседки был капитаном полиции. А ты думаешь, почему Олег не приближался к дому соседки? То Москва, а не Синегорск, в котором он всех знает и может подкупить. Капитан помог мне с заявлением, нанял хорошего адвоката. Я ухитрилась добыть фотографии, где он запечатлён с любовницей. Олег не был осторожен, приводил их в дом. Я фотографировала из окна спальни соседнего дома.

— И вот, Костя с тобой. Ты здесь, со мной. Жил бы Олег себе свободно. Разве он не об этом мечтал?

— При разводе часть наследства перейдёт Косте, а до его совершеннолетия им буду распоряжаться я. Олег получит только фирму и небольшую сумму. Понимаешь? Ему нужно всё, и я не знаю, что у него в голове. Месть или он всего лишь пытается набить себе цену. Вариантов много.

— Как думаешь, он способен выкрасть ребёнка?

Я посмотрела Роме в глаза, чувствуя, как в груди тревожно бьётся сердце.

— Олег на всё способен.

13

Новые воспоминания о маме и о пережитых годах с Олегом вызвали очередной поток слёз. Я захлёбывалась, и едва способна была дышать от рвущихся наружу рыданий. Боль рвала душу на части, и я ревела в голос, пока не закашлялась.

Мне было стыдно перед Ромой. Он такой заботливый, утешал меня, гладил по голове, целовал. Я должна была взять себя в руки, но внезапные страшные мысли поразили мой разум, и я задрожала.

— Ром, как думаешь, он может меня убить?

Секундное замешательство, Роман задумался, затем твёрдо ответил:

— Он не убьёт тебя, Саш. Не убьёт, потому что жаждет получить наследство. Он найдёт другой способ, но не убийство. Успокойся, пожалуйста. Я заварю нам чай, хорошо?

Я кивнула, а через пять минут пила крепкий чай с сахаром. Рома не пил. Он поставил свою кружку на стол, а сам сидел на корточках и, ожидая, пока я пью, поглаживала мои бёдра и о чём-то думал.

Чай привёл меня в чувства. Я вдруг совсем стихла, слёзы высохли.

— Прости меня, — шепнула, отставляя кружку и разворачиваясь к нему. Минуту я наблюдала за тем, как его рука водит по моему бедру, описывает контуры коленки, скользит по голени к босой стопе и обратно. На свету переливалось серебряное колечко, надетое на мизинец. — Ты носишь его со школы.

— Что?

— Колечко.

Рома оторвал руку от моей ноги и снял кольцо.

— Это мамино кольцо. Никогда его не снимал. — Он взял мою руку и надел кольцо на средний палец. — Подошло, — он улыбнулся и поцеловал место, где теперь было кольцо. — Оно отныне твоё.