— Государь, — Феофан схватился за грудь. Как бы у него инфаркт вдобавок к отравлению не произошел.

— И еще. Князь Куракин Александр Борисович имеет проект шпиталь для увечных и убогих офицеров строить. Вот и родился у меня вопрос, как так случилось, что священный Синод даже не подумал про то, чтобы нечто подобное сотворить, и лишь лаются промежду собой, а князь Куракин уже даже проект имеет? С церковью на территории шпиталя? Синод поможет ему в этом истинно богоугодном деле, и впредь будет помогать, а потом расширит богадельни, на всю Российскую империю их перенесет, дабы меньше людишек от хворей разных погибало, а уж с преступностью, вон, Ушаков разберется, да вами лично назначенные следователи из духовенства. Я уже и несколько рот солдат ему в помощь выделил. Но ты выздоравливай, владыко, как только здоровье позволит, тогда мы втроем в Лефортовом дворце удобно расположимся и все-все вопросы обговорим, потому как долго вам гостить у меня придется. И чтобы ты не переживал, я здесь роту преображенцев оставляю, дабы никакой супостат более не смог к тебе проникнуть. Они же и сопроводят тебя ко мне, чтобы я сумел первым порадоваться твоему доброму здравию.

С этими словами я встал, отвесил лежащему Феофану земной поклон и направился к выходу. Когда перепуганный дьячок уже открывал передо мной дверь, я обернулся к больному.

— И еще, отче, еще древние поговаривали, что на Бога-то надеяться надо, да только самому никак нельзя руки опускать. Нас людишек много, а Господь-то один, куда ему за каждым усмотреть? Так что зря от Лестока отказался, ой зря. И окна открой, Господь нам не просто так солнце и небо дал, и ветер, что свежесть несет, чтобы мы от них прятались, суеверием каким-то от этого несет.

И я вышел, оставив Феофана переваривать то, что только что произошло. Ну так сам дурак, на кой черт он наделил императоров Российских такой властью над всем духовенством? В будущем хитрые святоши это поймут и начнут воспитывать отроков царских таким образом, чтобы мысль о том, что именно император несет на себе бремя всей церкви, даже не проскальзывала в их головы. Но вот у меня таких проблем не было, и я сразу же ухватился за эту формулировку. Я вцепился в нее с силой бультерьера и не собирался выпускать из рук подобный рычаг давления. Коронация моя состоялась, я помазанник божий, так что Синоду придется утереться и смириться, потому что инквизиции, а тем более чего-то вроде Варфоломеевской ночи я, пока жив, точно не допущу.

За дверью меня ждал Ушаков.

— Как все прошло? — спросил он меня сразу же, как только дверь за моей спиной закрылась.

— Как мы и предполагали, — я посмотрел на его довольное лицо. — Как и договаривались, одну роту преображенцев под командованием Мельгунова здесь оставляю. Можешь начинать расследование и дознание. Трубецкого пока с собой забираю, дабы начал людей подбирать посмышлёней. Устал я что-то, Андрей Иванович, поеду, отдохну немного. Завтра поутру жду с докладом.

Ушаков кивнул и пошел рядом, сопровождая меня к карете. На улицу он выходить не стал, ему для этого пришлось бы одеваться в верхнюю одежду, так что я его отпустил у дверей, где меня встретили сразу двое: Трубецкой и Репнин.

— Никита Юрьевич, я тебя домой отпускаю, пару деньков с женой проведи, порадуй женщину, — я повернулся к Трубецкому. — Ну а после приступай к отбору из преображенцев солдат в специальную роту. Андрей Иванович должен был с тобой о ней поговорить.

— Говорили мы с Андреем Ивановичем, — кивнул головой Трубецкой. — Андрей Иванович также намекнул, что нужно сделать так, чтобы боевые роты как бы входили в состав Тайной канцелярии, но своего командира имели. Чтобы не он приказы отдавал, а через командира, который может и другие задачи выполнять, которые, например, ты прикажешь исполнить. Это путаницу уберет, а то солдат будет стоять, в затылке чесать, не зная, за что ему хвататься: за супостата али за фузею.

— Годная мысль, — я кивнул. — Вот тебе ее и осуществлять. Ты опыт боевой имеешь славный, с преображенцами снова на короткой ноге, они тебя слушать будут.

— Нужно только название хитрое придумать, чтобы эти роты от остальных отделить.

— А чего тут придумывать, — я махнул рукой, мысленно расхохотавшись, — пусть так и остается: отдельное войско тайного назначения, — после этого я повернулся к Репнину. — Ну что, Юрий Никитич, поехали в Лефортово, будем тебя на новом месте обустраивать. Да, бумаги подготовь, что переводишься ты в мои адъютанты с окладом, согласно табели о рангах. А о твоих обязанностях на месте поговорим.

И я быстро сбежал со ступеней и залез в карету, собственноручно открыв дверь. Что-то я и вправду устал, а ведь еще даже до Москвы толком не доехал.

Я сидел в очередном кабинете, выбранном мною в качестве рабочего, на этот раз в Лефортовом дворце, и пытался вникнуть в безумное налогообложение, введенное дедом, Петром Первым. По всему выходило, что прибылью от налогов в казну поступило при введении подушевого налога почти в три раза больше нала, полученного за год до этого, но… затем прибыль начала стремительно падать. Я пока не спешил ворошить этот муравейник и отслеживать, куда, точнее в чьи карманы, часть казны переместилась. Мне было важно понять, каким образом деньги туда попадали. А вот здесь был не просто тупик — это было болото. Население стремительно сокращалось, да и условия существования были настолько разными, что стричь всех под одну гребенку было… нет, не неэтично, это суровые времена, требующие суровых мер, и слово «этика» здесь неуместно, это было невыгодно. Кроме прямых укрывательств, были еще и недоимки по причине, что с налогоплательщика попросту нечего было взять в качестве оплаты налога. Придуманные и введенные в дело выбиватели налоговых долгов если и помогали, то видно этого не было. К тому же не были разработаны механизмы определения укрывательств, кроме обычных обысков и запугиваний, что, как известно, работает только на первых порах, потом в дело должны вступать другие механизмы, но их попросту не было. И кроме повышенной смертности, в том числе на строительстве Санкт-Петербурга, империю захлестнула волна перебежчиков. Как говорится, вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Ну а если проще, крестьяне выражали свое недовольство проводимой Петром, который Первый, налоговой реформой ногами. И как эту ситуацию сейчас переломить, я понятия не имел.

Других податей, взиманий и черт его знает чего еще, что, похоже, дед придумывал на ходу, чтобы успеть закончить провести все свои реформы, было столько, что я сначала только затылок чесал, пытаясь подсчитать, а на жизнь-то кому-нибудь хоть копейки оставались? Во всем этом следовало разобраться, но первое, что нужно было все же сделать — это провести перепись населения, или составить «ревизские сказки». Вот только мне было нужно не только знать точное количество лиц мужского пола, проживающего в Российской империи, нет, я хотел понять, сколько людей проживает в стране вообще. Вместе с женщинами и детьми старше десяти лет. Я взял этот возраст только из-за того, что младенческая смертность находилась на очень высоком уровне, и считать детей младшего возраста было пока нецелесообразно, из-за скорой неактуальности этих данных. Также мне были нужны списки землевладельцев с точным указанием того, сколько именно душ у них имеется в наличии. Налоговую систему нужно было менять, и как можно скорее, вот это я понимал очень отчетливо. Но на какую? А вот это для меня пока понятно не было.