Не видел ничего, не понимал. Бил наотмашь, наслаждаясь тем, как самец, неспособный отразить удары, подставляется снова и снова.

Краем сознания чувствовал, что за спиной происходит такая же возня, и Ширхат выбивает все дерьмо из Бэка, который, взвыв от боли, проклинал нас перед всеми богами.

Я хотел крови! Хотел мести!

Опрокинув Хейда на пол, придавил того всей массой, нанося все новые удары, пока этот дармоед вообще не перестал сопротивляться, на мгновение отключаясь.

– Рухташ, хватит! – взревел Ширхат, привлекая мое внимание. – Рине плохо! Ее нужно отнести в пещеру.

Обернувшись к брату, увидел как он прижимает к себе женщину, удерживая ее на руках, в то время как Бэк, еле шевелясь лежит у его ног.

– Неси! Я с этими разберусь и догоню!

Ирина

Все тело пробивали болезненные волны, лоно сжималось, требуя немедленного заполнения, я будто сходила с ума. Но сейчас, когда Ширхат сжимал меня в своих руках, было уже не так страшно.

Из-за собственной доверчивости я вновь побывала в кошмаре, из которого меня вытащили мои мужчины.

“Какая же дура! Обещала, что больше никому не буду верить… – мысленно сокрушалась я, стараясь выровнять сбитое дыхание. – Идиотка! Пора бы понять, что у тебя есть только Ширхат и Рухташ! Их достаточно!”

Хваталась за шею своего варвара, теснее сжимая зубы.

Кожа горела, а от его прикосновений и окутывающего все тело соблазнительного запаха сходила с ума.

Пряча лицо на груди у Ширхата, спешно несущегося по тропе к нашей пещере, из последних сил пыталась сохранить остатки контроля.

Внутри горел пожар, адово пламя вырвалось на свободу, облизывая кожу, а безумная болезненная похоть застилала зрение.

Меня пугало, что мои мужчины все неправильно поймут. Ведь Хейд и Бэк четко дали понять, что мне никто не поверит.

– Ширхат, я не хотела! Это не то, что… – начала я, чувствуя, как новый спазм скручивает живот.

Мне нужно было освобождение. Эти ощущения были совсем неприятными, болезненным, я нуждалась в немедленных прикосновениях. Должна была кончить, чтобы все прошло…

– Я не хочу их! – вновь попыталась я.

– Мы знаем, Рина, знаем! – успокаивающе шепнул варвар, касаясь губами моего виска. – Все слышали. Дыши, хитарис. Уже почти пришли.

Чувствовала, как на коже выступили капельки пота. Я была словно оголенный нерв. Слишком чувствительна. Одежда мешала, казалось бы нежная ткань платья, болезненно натирала соски, вызывая желание немедленно содрать ее.

– Ширхат, ты нужен мне, сейчас! Мне больно! – дрожащими губами всхлипнула я.

– Я с тобой! Потерпи еще мгновение! – переступил он порог пещеры, и я совсем потеряла контроль, целуя шею вождя.

– Возьми меня! Прошу, сделай это!

– Нет, Рина, все будет не так! – рыкнул мужчина, спешно занося меня в купальню и прям в одежде спрыгивая в воду. – Мы возьмем тебя, но когда ты действительно будешь этого хотеть!

Прохлада помогла немного прийти в себя, но этого было мало.

Поставив меня на нетвердые ноги, мужчина принялся стягивать с моего тела платье, омывая горящую кожу.

– Я хочу! Очень хочу! – дотянувшись до губ Ширхата, прижалась к ним, мгновенно просовывая язык и вырывая у варвара нетерпеливый рык.

– Нет, Рина. Не позволю, чтобы ты запомнила нашу первую близость такой. Ты одурманена.

Новый спазм прошелся по телу, и я ощутила как по бедрам стекают горячие соки.

– М-м-м-м! Что со мной?! Пожалуйста, я не могу!

Была сама не своя от этого безумного желания. Но если находясь рядом с мерзкой парочкой испытывала панику, страх и болезненную потребность, сейчас все менялось. Страшные воспоминания туманились, позволяя сосредоточиться на мужчине перед собой.

Скользнула руками по каменному прессу, нуждаясь в этих прикосновениях.

– Ширхат, пожалуйста…

Не успела опомниться, как Рухташ оказался за спиной.

– Все будет хорошо. Потерпи немного! – рокочущим голосом шепнул он. – Боги, этот запах сведет меня с ума!

Руки обоих варваров скользили по телу, помогая снять болезненное напряжение.

Не в силах себя сдерживать, обвила шею близнеца, стоящего передо мной, вновь впиваясь в губы мужчины. В ответ на мои бесстыдные действия по пещере эхом разнесся нетерпеливый рык? и поцелуй стал более требовательным, жадным.