Я ведь всё знала. Боже, я полгода знала, каким образом мой любимый муж справился с кризисом первых лет семейной жизни. Он трахался с другой. Родной, понятной и понимающей. Возможно, любимой. Сделал ей ребёнка, сына. Тогда почему так сильно болит именно сейчас?

— Пусти!

Следующий удар в грудь Яна и крышка на стаканчике резко сдвигается. Уже холодный кофе проливается мне на футболку и шорты. Приводит в чувство.

— Блядь, — несдержанно ругаюсь. – Что ты наделал? Отойди, Ян. Отойди, прошу тебя!

Каминский отступает, а я, пошатываясь, подхожу к урне и выбрасываю туда чёртов стаканчик. Ноги ватные, неподъёмные. Как дохожу до багажника – понятия не имею. Каким образом нахожу в рюкзаке чистые вещи – тоже. Одно знаю точно, что в таком виде не смогу появиться в аэропорту.

Каминский закуривает, когда я забираюсь на заднее сидение. Липкая, мокрая. Снимаю футболку, шорты. Комкаю и бросаю одежду на пол – брать её с собой в Чикаго нет никакого смысла.

Оставшись в белье – вытираюсь влажными салфетками. Ян смотрит на часы. Я – почему-то нет, хотя давно потерялась во времени и даже примерно не могу сказать через сколько часов у меня вылет.

Каминский снова затягивается дымом, глядя в окна автомобиля. Через них совершенно точно ничего не видно, потому что тонированы. И, тем не менее, мне кажется, что Ян смотрит прямо на меня.

На коже снова проступают мурашки, а я ожесточённо тру предплечья, чтобы от них избавиться.

Тянусь к чистой одежде, которую взяла с собой в ручную кладь на всякий случай. И застываю, едва Каминский выбрасывает окурок и направляется к автомобилю.

Он уверено дёргает заднюю дверь, впуская в салон тёплый июльский ветер. Мажет взглядом по губам, груди и животу. Я инстинктивно свожу ноги вместе, когда он садится близко-близко, заполняя собой и без того тесное пространство.

— Я не успела переодеться, — хрипло произношу.

— Вижу.

Сердце пугливо колотится, когда муж мягко тянет меня на себя и усаживает сверху. Я ни сказать ничего не могу, ни опомниться. Ни, тем более, оттолкнуть.

Чувствую его руки. Везде. На спине, ягодицах, бёдрах. Мир качается, кружится. Я понимаю, что есть вещи, которые мне не под силу контролировать.

— Я нашла твою переписку с матерью Адама, — проговариваю для того, чтобы хоть как-то отвлечь Яна. – Она тепло тебе пишет. И даже очень.

Каминский поднимает взгляд, сжимает челюсти. Он невероятно красивый. Раньше мы думали, что у нас будут самые чудесные дети на свете. Кудрявые, кареглазые и умные как мама и папа. Уверена, Адам именно такой. Яну сильно повезло.

— Ничего необычного она не пишет. Редко и по делу.

— Ты либо дурак, либо притворяешься, — пожимаю плечами. – Мать Адама сейчас в отношениях?

— Я не интересовался.

Ян опускает взгляд на мои плечи, приспускает бретельки бюстгальтера. Его словам я почему-то верю. Дура, наверное.

Двинув бёдрами, чувствую под ними эрекцию. Переспать с бывшим мужем перед вылетом будет неправильным. Ни по отношению к Вове, ни по отношению к нам самим.

— Я узнал о том, что у меня есть сын незадолго до твоей беременности, — шумно выдыхает Каминский. – Даша написала, попросила о помощи. Я соврал тебе о том, что лечу по делам. На самом деле нет.

Думала, болеть сильнее не может, но внутри – всё сгорает заживо. И у меня есть огромные сомнения, что после этого разговора я смогу возродиться подобно птице Феникс.

— Я провёл в Риге два сложных дня. Много общался с Дашей, делал тест на отцовство. Несмотря на то, что Адам сильно на меня похож – хотелось убедиться наверняка.

— Почему она не сказала тебе о беременности сразу же?

Ян облизывает губы, дёргает плечами. Вспоминает тот период, когда не мог ни с кем поделиться. Он прекрасно понимал, что наши отношения давно перешли на новый уровень. Больше не друзья. Муж и жена, партнёры, любовники. Справились с притиркой, полюбили и пошли дальше. Прошлое осталось в прошлом – мы жили настоящим и наслаждались каждым моментом. Так нам тогда казалось.

— Думаю, я сильно её обидел, когда снова выбрал тебя. Она сошлась с другим мужчиной, улетела в другую страну. Появилась, когда потребовалась финансовая помощь и без меня было не обойтись.

— Те два дня ты жил с ними?

— Нет, Майя. В гостинице.

Тишина пугает. Я испытываю дикую необъяснимую потребность говорить, поэтому продолжаю сыпать вопросами. Знаю, что ничего не изменится – из точки не получится запятой. Но мне так важно услышать ответы.

— После того как вернулся – ты забеременела. Признаться тебе, что у меня уже есть ребёнок – казалось неправильным. Мы долго планировали.