Гэ хотел что-то сказать, но ярость и бессилие душили его. Он сделал несколько шагов и остановился.

— Я поеду в Пекин… я расскажу правду о тебе.

— А я так и думал, что ты захочешь это сделать. Будешь интриговать против меня в ЦК, да? Но, к сожалению, мы не можем предоставить тебе такой возможности. Ты поедешь в другое место!

Цинь подал знак охраннику у лестницы.

— Сопроводить его в лагерь Хэбин и сдать комиссару Чжану Лунси. Будет сопротивляться — надеть наручники.

Гэ увидел в коридоре сверток своих вещей. На улице уже тарахтела машина. Так, без долгих судебных процедур, он стал заключенным…

Лу Вэй слушал с напряженным вниманием. После паузы он со слезами на глазах обнял Гэ Лина.

— Это фашисты… Они просто маскируются. А настоящих коммунистов шлют в тюрьмы… Чья это диктатура? Над кем?

Гэ кивнул на дверь и приложил палец к губам. Но Лу, не желая сдерживаться, почти закричал:

— Я не боюсь ни этого предателя Циня, ни эту лакейскую душонку — Чжана! Пойдем. Ты согрел ноги? Надевай мои ботинки.

Но Гэ отказался. Надев тюремную обувь, он встал, но зашатался и сел. Рана его снова закровоточила.

— Так. Садись на лошадь и поехали в санчасть.

— Нет. Извини, Лу, но…

— Быстро! Это приказ! — Лу разгорячился. — В Корее я выполнял твои приказы. А теперь ты будешь подчиняться мне.

— Подумай, что будет, если…

— Эх, дружище. Если мы и сейчас будем трусить, бояться ответственности… Поставь себя на мое место. И не спорь больше!

Лу Вэй помог Гэ выйти из палатки.

IV

Бушевала метель. Лу, закрываясь от ветра, вел лошадь, на которой сидел Гэ Лин.

Лу думал о себе, о старой дружбе, которой невозможно изменить. Сквозь метель трудно было что-нибудь разглядеть, но он заметил, что многие на строительном участке смотрят на них с удивлением. Когда подошли к красным флажкам, молодой охранник взял карабин на перевес:

— Стой!

— Это я. Ты что, не узнал? — Лу подошел поближе.

— Товарищ начальник? А кто… — Глаза охранника расширились от удивления.

— Это не преступник, — быстро сказал Лу. — Гэ Лин, начальник отдела исправительных лагерей.

— А почему на нем…

Лу с трудом зажег сигарету, затянулся.

— Товарищ Ян… Разве в наши дни легко отличить овцу от волка?

Солдат кивнул машинально, не отрывая глаз от серой фигуры на лошади.

Снег посыпал еще гуще. Глядя на непроницаемую белую стену, Гэ почему-то вспомнил о старосте. Предчувствие говорило ему, что их со стариком должно что-то связывать.

— Как зовут моего старосту? — спросил Гэ.

— Ма Юлинь, — несмотря на все усилия, сигарета у Лу потухла. Он бросил ее.

Имя прозвучало как удар. Но Гэ все не мог вспомнить ничего определенного.

— Он уже сидел, когда я приехал сюда из Кореи. Он командовал отрядом помещиков до революции. После победы пошел сюда по смертному приговору с отсрочкой. Потом ему дали пожизненное, потом еще сократили.

— Он из Хэбэя?! — Сердце Гэ забилось.

— Уезд Чанли. Восточный Хэбэй.

— Его отец, Ма… Байшу, был крупным помещиком, деспотом, приговорен к смерти во времена земельной реформы?

— Да! Ты что, его знаешь? — Лу взглянул вверх и остановился. — Где ты его встречал?

Гэ вспомнил, как 30 лет назад его отряд в деревне Мацзя привел в исполнение смертный приговор местному деспоту Ма. Чтобы отомстить за отца, сын собрал свою банду и напал на них.

— Чудовищно, — сказал Гэ. — Через тридцать лет в одной камере! Теперь нечему удивляться… А ведь это он ранил меня в ногу!.. Лу, дружище, что происходит?

Лу молча смотрел снизу.

Копыта застучали глухо по замерзшей земле. Заснеженная дорога была пустынной, уводила неведомо куда. Лу шагал задумавшись. Этот мерзавец получил прощение и должен быть тише воды, ниже травы. Как же он смеет? Но тут его осенило. Чжан Лунси! О, подлецы. Лу расстегнул верхние пуговицы шинели, снег охлаждал, успокаивал. Но Лу уже не мог успокоиться, скрипел зубами:

— Мерзавец. Рябой Чжан! Так раньше действовали в тюрьмах гоминьдановцы. На чьей он стороне? За кого он?