Для нашей истории важно, что во время оно сей канадский бизнесмен назывался Иваном Чебаковым и был родным старшим братом отца нашего героя. Из переданной источником справки было неясно, каким образом он оказался за границами СССР. Был ли он военнопленным, вывезенным в Германию рабочим или бежал на Запад, будучи пособником немецко-фашистских оккупантов и опасаясь справедливого возмездия, а может и просто, воспользовавшись случаем, переметнулся на другую сторону в надежде на лучшую жизнь – всё это осталось неизвестным. Как бы то ни было, но во время войны или сразу же после ее окончания он очутился за рубежом, и третья волна эмиграции вынесла его на канадский берег.

Не менее важно, что родной – как выяснилось – дядя известного нам Пескаря был весьма богатым человеком. Начавши с нуля (а что могло быть у эмигранта? разве что мешочек с золотыми колечками и зубными коронками, выдранными у замученных карателями жертв? но это вряд ли ему удалось бы провезти в Канаду), он шаг за шагом поднялся до очень высокого уровня благосостояния. Канадский дядюшка ока­зался очень удачливым дельцом – можно предполагать, что перешедшие нашему герою чебаковские гены и здесь проявили свое благотворное воздействие на деловую активность их носителей. Имевший некое химическое образование и более или менее ставший на ноги после прибытия в Канаду Чейб одним из первых наладил производство каких-то полимерных материалов, развернул его, разработал и запатентовал составы новых полимеров и, в конечном итоге, стал во главе успешно функционирующей и развивающейся фирмы, состоящей из нескольких производств, научно-исследователь­ской лаборатории, конструкторского бюро и прочих связанных общими задачами подразделений. «Микроимперия» Джона Чейба, в которой он был владельцем основного пакета акций, а следовательно, полноправным и бессменным руководителем, была никак не сравнима с владениями Пескаря и, по крайней мере, на два порядка превосходила их по масштабу. Согласно приводимым в справке сведениям, принадлежащие Чейбу активы оценивались суммой в размере от нескольких десятков до чуть ли не двух сотен миллионов долларов.

И что самое важное, все это баснословное богатство было завещано родному племяннику Чейба – Виктору Чебакову. Поскольку дядюшка не имел точных сведений о судьбе племянника, в завещании была сделана оговорка, что если Виктора к моменту смерти наследодателя не окажется в живых, либо если в течение трех лет после этой даты его не удастся разыскать, то фирму требовалось продать, а полученная сумма должна быть употреблена на благотворительные цели, для чего был указан ряд организаций и фондов, между которыми, в таком случае, следовало распределить наследство.

Знакомство со всей этой информацией, ставшей доступной местным служителям закона лишь тогда, когда предпринимать что-либо было уже поздно, представило известные им события в совершенно новом свете и сняло практически все вопросы относительно внешне бессмысленного поведения одного из главных героев нашей истории. Всё стало ясно, прозрачно, и то, что выглядело необъяснимой дурью, ока­за­лось вполне осмысленным и даже неизбежным ввиду того положения, в которое попал Пескарь, решивший инсценировать свою смерть, чтобы уйти от мести бандитов.

Можно представить себе ужасную досаду этого проныры и ловкача, когда он узнал о смерти своего дяди и о его завещании. Ведь надо же было такому случиться! Рассчитывай он на подобный поворот судьбы, он сидел бы тихонечко и не делал никаких резких движений. И теперь вмиг бы поднялся, ничем не рискуя, – получил бы упавшее с неба богатство на безупречно законном основании. Он же, погнавшись за синицей в небе, упустил журавля, который только и ждал, как бы попасть к нему в руки. Исключительно по своей глупости и неумению выждать подходящий момент он остался с разбитым корытом – тот сладкий кусок, что ему удалось урвать перед бегством, теперь, конечно, казался ему жалкими грошами, ерундой, не сравнимой с дядькиными капиталами. Тем более, что в погоне за этой ерундой он пошел на большой риск и даже теперь не может быть совершенно спокоен: вдруг Тимошины друганы вычислят его местонахождение и разыщут задолжавшего им «компаньона». Он, вроде бы, тщательно замел следы и до какой-то степени обезопасил себя, имитировав свою гибель и выдачу ЗАГСом свидетельства о смерти, но даже в этом ему не повезло – не числясь среди живых, он не мог теперь претендовать на завещанное ему имущество. Можно сказать, своими руками сделал всё, чтобы фортуна посмеялась над ним таким изощренным способом.

Надо отдать должное нашему герою – держать удар он умел. Он не сел на пенек и не залился горючими слезами, проклиная свою злосчастную судьбу. А если и сел, то быстро поднялся и стал соображать, нельзя ли как-то поправить создавшееся положение. Объявить себя живым, дезавуировав результаты опознания трупа и свидетельство о смерти, он не мог – если он опять будет признан живым, спрятаться под собственной фамилией ему будет крайне трудно. Тимоша непременно разыщет его – хоть в Канаде, хоть где еще. И никаких капиталов не хватит от них откупиться. Да еще и припаяют через своих дружков какую-нибудь статью вроде «злостного банкротства» или еще чего – найдут формулировку. Выдача в Россию по уго­ловной статье, тюрьма, а там понятно, что будет с нарушителем воровского закона. Нет, этот путь исключается.

Однако, если поразмышлять далее... Пескарь умер, но у него есть единственная бесспорная наследница – вдова, которая может законно претендовать на получение того дядюшкиного наследства, которое сам наследник не ус­пел получить по причине своей внезапной гибели. И всё было бы замечательно, если бы в свидетельстве о смерти наследника не стояла дата, предшествующая смерти его дяди. Таким образом, выход остается один: изменить дату в свидетельстве о смерти Виктора Чебакова. Проблема определилась, и, надо сказать, Пескарю удалось быстро и успешно ее решить. Путь к наследству Джона Чейба был для вдовы Виктора Чебакова оперативно расчищен: можно бы­ло ехать куда-то подальше, куда не смогут дотянуться шаловливые ручонки российского закона и всей стоящей за ним карательной сис­темы, и подавать нотариусам документы, обосновывающие права вдовы на заманчивое наследство.

Казалось бы, все препятствия устранены, но многомудрый Пескарь смотрел в будущее с дальним прицелом. Он, надо полагать, испытывал определенные сомнения относительно крепости уз, связывающих его с той, которая теперь стала считаться его вдовой. Может быть, он осознавал, что, бросив ее и убежав со всеми денежками, он подал ей дурной пример, которому она вдруг да и решит последовать. В этом был очевидный риск. Теперь она – законная наследница Джона Чейба, а он – всего лишь некий молдавский гражданин, не имеющий к наслед­нице ни малейшего отношения. Как поведет себя стандартная российская домохозяйка, внезапно преобразившаяся в очень богатую канадскую гражданку – кто ее знает? Вдруг она посчитает, что бывший муж ей теперь вовсе не пара, и надумает выйти замуж за Пола Маккартни или какую-нибудь другую знаменитость, или, например, увлечется обаятельным французским аристократом, обворожившим ее своей галантностью и великосветскими манерами. Всякое может быть. А посему следующей задачей в плане Пескаря стало – тут мы можем не сомне­ваться – юридическое оформление законной связи с той, что была его женой, а говоря проще, заключение брака между Штефаном Мунтяну и Анной Чебаковой.