Я накрыл ее пальчики своими, прижал, чтобы не вздумали убегать, и снова глубокомысленно промычал:

— Эм-м?

Нет, Даша, помогать не стану, — сама говори, что тебя так беспокоит. Или я прямо сейчас снова прижму тебя своим телом, потому что опять хочу.

Я протянул руку и погладил по круглой попке, столько дней маячившей перед моими глазами, и заставлявшей мой член болезненно дергаться каждый раз, стоило ее увидеть.

Никогда не думал, что я фанат этой части женского тела. Оказалось, да, и еще какой.

— Отличная попа, Даша. — повторил то, что думал.

Подхватил ахнувшую и начавшую смущенно розоветь красавицу, и уложил на себя.

— Марк. — она с ужасом и восторгом приоткрыла рот, явно ощущая мое возбуждение, и прислушиваясь к тому, как оно упирается ей в низ живота.

— Что Марк? — я непонятливо поднял брови и толкнулся ей навстречу, вдавливая в ее мягкость ноющий от желания член. — Ты что-то хотела сказать?

— Д-да, только я забыла, что именно. — она чуть двинулась, уже и сама волнуясь. — Ты что, опять хочешь?!

— Это ты сделала из меня озабоченного маньяка, теперь расплачивайся. — Я надавил ей на плечи, заставляя сползти вниз. Туда, где уже пульсировало так, что перед глазами темнело. — Дашка, срочно успокаивай его.

Она фыркнула:

— Как же, я! Ты и раньше был озабоченным. — и, закатив глаза, передразнила ехидным голоском: — Мой жеребе-ец…

— Хочешь покататься? — я вздернул ее вверх и усадил на себя. — Объездишь меня, красавица?

Розовые щеки сделались совсем пунцовыми. Она завозилась, смущенно опуская глаза, а меня прошила догадка:

— Дашка, ты что, никогда не была сверху?

Судя по ее неловкому движению, я был сто раз прав.

Блядь, этот ушлепок, ее муж, вообще спал с ней? Пять лет замужем и ни разу ничего не пробовала. Даже удивительно, что этот урод догадался хотя бы лишить ее девственности.

— Значит я буду твоим первым жеребцом. — засмеялся я, хоть и злясь, но почему-то ощутив удовольствие от мысли, что тут я буду у нее единственным.

Ну что же, готовься, наездница Даша, у меня на тебя большие планы. На тебя и твое изумительное, мягкое и такое аппетитное тело.

Я подхватил ее под бедра и предложил:

— Попробуй сесть на него. Если не уверена, то просто возьми рукой и направляй в себя.

— Я тяжелая, Марк. — она испуганно округлила глаза. — Я ведь раздавлю тебя.

Я бы, наверное, расхохотался, если бы не видел, что она всерьез переживает.

Поэтому быстро подхватил ее, перевернул, навалился сверху и крепко прижал, чтобы не вздумала вырваться.

— Зря боишься. Но я подожду, когда ты сама захочешь.

Глаза-блюдца сделались совершенно несчастными:

— Я такая неумеха. Тебе, наверное, скучно со мной. В постели…

— Угу. — пробормотал я, прикидывая, как лучше ее поцеловать. — Ужасно. И поэтому я всю ночь с тебя не слезал, — чтобы не умереть от скуки.

— Просто у тебя большие потребности. — кажется, или меня оправдывают?

— Ты даже не представляешь, какие большие. — я обхватил губами призывно маячивший перед глазами розовый сосок.

Она ахнула, закатила глаза и прерывисто задышала. Сквозь сладкий стон прошипела обвиняюще:

— Еще как представляю — целую неделю слушала, как ты….

Я ухмыльнулся и сжал упругую грудь, так удобно ложащуюся в ладонь:

— Уверен, это просто сказалось целебное воздействие морского воздуха. Так-то я очень скромен в мужских потребностях, и обычно провожу ночи на своей половине кровати.

Острые коготки впились в мой затылок, разгоняя по жилам жгучее, болезненное удовольствие — как она с ходу нашла мое самое чувствительное место?

Сдерживаясь из последних сил, прикусил зубами сосок, облизал, втянул в рот и поиграл с ним языком, уже зная, что ей это нравится.

Она выгнулась, подставляясь под мои губы, вцепилась в плечи и застонала. А я, который раз за ночь, провалился в бездну, не в силах оторваться от ее тела.

Как я раньше жила без этого? Без Марка и того, что он со мной делает?

Без терпкого запаха его разгоряченного, большого, мускулистого тела. Без жестких темных волос под моими пальцами, и без синих глаз, ласкающих мое тело, даже не прикасаясь к нему.

Без длинных, музыкальных пальцев, с чуткостью пианиста играющих на моих нервных окончаниях, просто трогая плечи и грудь, и правда оказавшуюся чувствительной.