Младший вдруг представил. Когда-то была боль, ужас. И они задержали в этом мире тех, кто в нормальной ситуации его бы покинул и обрёл покой. Злость. На тех, кто убил, и на тех, кто не спас. А сейчас они уже истончились. Их держит ниточка, тоньше волоса. А скоро лопнет, и улетят, растают. Освободятся. А люди здесь останутся. Страдать.

Какое же богатое у девчонок воображение. Видимо, в мать. Но он-то взрослый и не сумасшедший, зачем он идёт по указателям, сделанным детьми?

Нашёл дом с самого края, который был похож на обведённый кружком на рисунке. Обычный дом. Но на первом этаже виднелась вывеска отделения «Сбербанка».

Младший зашёл внутрь. Приоткрытая дверь поддалась с трудом. Внутри был жуткий разгром. Потратил почти час, много раз хотел плюнуть и бросить.

Банкоматы в первом зале стояли раскуроченные, но если что-то там и было, это теперь только детям играть. А вот другое помещение, куда раньше, видно, не пускали посетителей, а теперь дверь была взломана… преподнесло ему сюрприз.

Несколько ящиков-ячеек были открыты. В последнем, закрытом, но не запертом, лежал мешочек, в каких раньше новогодние подарки дарили. Очень замызганный. Ослабил тесёмку и чуть не захохотал. Внутри полно жёлтых монет.

Таким тяжёлым могло быть только золото, подумал Саша. Выглядели монеты очень красиво, совсем не потускнели, и если на обороте был орёл, то вместо «решки» на них красовались изображения людей. Похоже, их чеканили к знаменательным событиям, типа чемпионатов или олимпиад. На всех были изображены спортсмены, то ли каратисты, то ли дзюдоисты.

Данилов пересчитал их.

«Ого, целое состояние. Только в прошлое попасть надо».

Скорее всего, цена этому была ноль-повдоль. Купить на них ничего нельзя, но, может, как сувенир удастся кому-то загнать. Дядя Женя рассказывал, что почти все инкассаторские машины, которые ему встречались, были пусты, выпотрошены.

Да, это «богачество» очень сомнительное.

И всё же Саша надеялся добраться до Орловки. Он не знал, в силе ли обещание. Может, не искать шурина доктора, а обратиться к первому, кто выглядит адекватно… Но внешность уже не раз обманывала.

Шестьдесят километров… Вряд ли его будут продолжать преследовать люди с Моста. Ушёл и ушёл. Теперь это не их проблемы. Или обратиться к шурину, сказать, что пришёл от доктора, а не заявиться как хрен с горы?

Ну и сукин сын этот Андреич… Пришлось уйти, не долечившись. Может, и не сдохнет из-за этого сейчас, но здоровью это точно не полезно. А если болезнь вернётся?

Надо было сарай спалить вместе с капищем. А так ещё найдут мастера по дереву и закончат идола.

Саша в глубине души понимал этих людей. Но принять не мог. Ему тоже хотелось справедливости и порядка. Просто у него были о них другие представления.

Итак, у доктора он прожил неполных три дня. В общем, неплохих, если бы не попытались убить в конце.

Потом он будет ещё долго болеть. Но это лучше, чем быть зарезанным или брошенным в застенки, подпол или гараж с надёжной дверью. Под охрану злых собак и деревенских мужиков в мохнатых шапках с ружьями.

На привале сделал несколько записей.

Потом, подумав, зачеркнул слово «любят». Исправил на «уважают». А может, считают меньшим злом.

«Это они ещё зла не видели».

Хорошо, что не проболтался про истинные цели похода. Надо продумать легенду получше. Отныне, приходя в поселения, надо не только не заикаться про месть, но и сразу спокойно выдавать чёткую и простую «сказку», в которой не будет противоречий. И поменьше думать о своих потерях и гневе, потому что не всегда получается держать лицо.

В конце января, когда, как по щелчку небесного переключателя, начались крещенские морозы, Александр остановился в нежилой деревне под названием Лозовая, к северу от шоссе и от опустевшего города со странным названием Юрюзань. Рядом не было ничего интересного, вокруг простирались холмы, поросшие низеньким леском. Деревья поглотили несколько соседних деревень и какие-то корпуса, похожие на завод или колхозную ферму. Он туда не совался.

В мёртвых деревнях трудно найти неразвалившийся дом, но он разыскал несколько на выбор. Энтропия могуча, однако не всесильна. Поразительно, что все хорошо сохранившиеся избушки были даже не из кирпича, а из потемневшего, твердого как железо дерева. На совесть строили.

Хотя крыши провалились почти у всех. Стропила, видимо, подгнивали, и рано или поздно кровля обрушивалась под массой мокрого снега и собственной тяжестью. Полвека без ухода – большой срок даже для таких срубов, строившихся, чтобы быть практически частью природы.

Первым делом он смотрел печи, дымоходы. Крышу ещё можно подлатать, но печь заново он не соберёт. В походе он не раз останавливался в маленьких домах и использовал печки. Половина дыма почти всегда шла в комнату. Приходилось часто проветривать, что сильно снижало эффект от его усилий. А иногда и вовсе случалось обогреваться костром. Но сейчас он искал не пристанище на один день, а полноценное жильё, хоть и временное.