Шрифт:
– Сходил, блин, за хлебушком, – вздохнула жена и обречённо улыбнулась. Гера не понял, расстроена она или нет – любая её сложная эмоция выглядела наигранно. – Ещё и белый…
Жена исчезла в комнате и вернулась с обувной коробкой и старым свитером.
– Ну, чего стоишь?
Гера протянул ей котёнка и стал разуваться.
– Его надо отмыть, – жена покрутила Толстяка, как вазу в магазине, ища сколы и трещины. – Ты купил шампунь?
Гера покачал головой.
– В блохах весь. Бллин.
Гера бочком протиснулся между женой и комодом в ванную.
– Сходишь? – заискивающе спросил он.
– Отлично ты придумал. Нет уж.
Гера помыл руки, вернулся в коридор и снова обулся.
– Тогда посиди с ним пока в ванной. Чтоб не напрыгали на ковёр.
Жена ответила холодным взглядом. Гера ретировался.
Одним шампунем не обошлось. Продавщица попалась чересчур расторопная, и из зоомагазина Гера пёр два тяжеленных пакета. Лоток, наполнитель, корма во всех вариациях и нескольких брендов, игрушки, кусачки для когтей, витамины, когтеточку, спреи и капли от блох, клещей и глистов, и бог знает что ещё. Всё это многообразие весило килограмм тридцать. Ручки пакетов растянулись, истончились и больно резали ладони.
Дома жена на секунду выглянула из кухни: поджала губы, закатила глаза, покачала головой и вернулась обратно. Из ванной доносился плаксивый писк. Гера порылся в пакетах, отыскал шампунь и побежал к питомцу.
Котёнок на разъезжающихся лапах исследовал просторы ванной, пытался выбраться наружу. Тонкие когти удивительным образом умудрялись находить несовершенства эмали – мелкие трещинки, выщерблены на стенках – но едва Толстяк начинал подтягиваться на лапах, когти срывались и он, пища, сползал обратно на дно. Котёнок показался Гере ещё более жалким, чем когда сидел в углу той коробки: слепой и испуганный, в звенящем непреодолимом холоде. Гера скривился от неприязни к жене, безучастно сидевшей на кухне.
– Держись, мелкий!
Гера пересадил Толстяка в раковину. Котёнок запищал с удвоенной силой. Гера пустил воду, настроил температуру и сунул Толстяка под струю. Писк стал непрерывным.
– Потерпи…
Гера усердно намыливал карапуза под струей воды. Шампунь пах жвачкой, котёнок истошно верещал – странный диссонанс, от которого Гера почувствовал себя кем-то вроде ребенка-садиста, душащего собачку в Диснейленде.
С пеной и грязью в слив стекали десятки мелких черных семечек-блох.
– И как они все на тебе уместились-то?!
Гера мылил и ополаскивал голосившего котёнка снова и снова, пока, наконец, стекавшая вода не стала прозрачной. Оставались уши. Они были чёрные от серы, грязи и, кажется, гноились.
– Кис! Принеси хлоргексидина. Пожалуйста.
Тяжелый вздох. Скрип дивана. Шарканье. Стук дверцы шкафчика.
Гера шерудил в ушах крохотного Толстяка. Котёнок не переставая пищал. Гера не мог понять, как ему удавалось делать это так долго – как будто в этой тщедушной тушке кто-то уместил лёгкие оперного певца, сдувавшиеся через крохотную глотку. К тому же Толстяк издавал разные звуки, как будто играл на скрипке; и каждая новая партия казалась пронзительнее предыдущей. У Геры дрожали руки. Маленькие цепкие когти беспрестанно наотмашь царапали руки, но Гера отвлекался, только если один из них рыболовным крючком подцеплял кожу. Он ещё даже не закончил с одним ухом, когда жена, демонстративно фыркнув, закрыла дверь в ванной и прибавила звука в колонках.
«Как будто ему это нравится!»
Когда Гера закончил, в раковине валялось десятка два использованных ватных палочек: белоснежные головки теперь были черными, будто кто-то просыпал коробок каминных спичек. Толстяк выглядел как с открытки – пушистый, умилительно маленький. К тому же, он приятно пах жвачкой, словно его притащили не с улицы, а с рождественской распродажи в кондитерском магазине. Неоткрывшиеся глаза снова показались сожмуренными – от удовольствия или негодования. Гера поднёс дрожащего кота к лицу и ткнулся носом в его блестящий розовый пятачок. Котёнок передними лапами вцепился Гере в нос, прикусил за самый кончик и несколько раз лизнул. Нужно было его накормить.
Гера укутал котёнка в полотенце для рук и вынес из ванной. По ту сторону двери орал сериал. Толстяк заерзал.
– А просто наушники надеть нельзя?
Гера крутанул верньер колонки и прошёл к холодильнику.
– Молоко убрала?! – походя с привычным равнодушием пожурил он жену и застучал дверцами шкафов, ища блюдце, пипетку и турку, чтобы нагреть молока.
Коробку со спящим котёнком поставили в прихожей, рядом с лотком. Надежды на то, что мальцу придет в голову блюсти приличия, у Геры не было. К тому же бортики туалета были выше котёнка. Но вдруг?
– А тебя не смущает, что он ни черта не видит?
Гера пожал плечами. Казалось, о назначении таза с песком питомцу подскажет врожденное шестое чувство.
– Почему ты злишься? – Гера подсел на диван к жене.
Их квартира была унылой. Ни у одного из череды хозяев не хватало денег на полномасштабный ремонт, и квартира выглядела творением Франкеншейна – собрана из лоскутов, вся в заплатах. Выцветшие обои прятали под собой три-четыре слоя ещё более выгоревших. Штукатурка на потолках облетала, шелушилась краска на стенах ванной и туалета. Потертый линолеум прятал старый скрипучий и местами проваливающийся деревянный пол. И запахи, невыветривающиеся наслоения запахов. С другой стороны, всё это придавало квартире особый шарм, делало её домом – живым и тёплым. Кошка сюда очень даже вписывалась.