В коридоре первого этажа мы столкнулись с Тиль, которая, увидев меня за спиной шейха, потеряла способность говорить. Издала неопределенные звуки и запоздало поклонилась:

— Дорогая Тиль, что-то случилось? По какой причине вы не на празднике вместе со своим господином? — тонкое замечание, что рядом с Артуром должна быть она, а не я.

Может быть я слишком мнительна и выдумала этот показательный намек? Вероятнее всего шейх не имел ввиду ничего подобного.

— ЭЭЭм… Ясур захотел кушать и мы пришли… — Тиль ответила, попутно бросая на меня странные взгляды. Она явно решала, как исправить наш план.

— Что ж поспеши, милая, покормить наследника, мы тоже идем гулять!

Никто не смел перечить достопочтенному шейху, поэтому каждый сделал требуемое. Я обернулась поверх плечей охранников, идущих за нами, и посмотрела на замершую Тиль. Ощутила исходящие от нее странные волны тревоги. По неизвестной причине она будто думала пойти за мной или нет.

На крыше дворца была похожая обстановка, как и на крыше Вацлавов. По центру находились огромные кадки с цветами. По бокам две тропинки, вдоль которых можно ходить по крыше и оттуда наблюдать за красотами оазиса. Положив локти на высокий бордюр, мы начали наблюдать за событиями, происходящими за стенами. Дворец находился выше стен оазиса и позволял увидеть очень далеко, даже — бескрайнюю красную пустыню.

Один из воинов передал шейху бинокль, а тот в свою очередь передал его мне и, прижав его к моим глазам, велел:

— Смотри внимательно… Видишь обнаженную женщину с пышными рыжими волосами? — я пригляделась повнимательнее. Бинокль очень сильно увеличивал и позволял увидеть площадь деревни, людей, стоявших кругом, а в центре — позорный столб с колодками, куда просовывались голова и руки провинившегося. К этому страшному, позорнуму месту двое мужчин вели за руки совершенно обнаженную деву.

— Вижу, господин, — сглотнула я, понимая, что одно из равзлечений в день рождения малыша — общественная порка и унижение.

Мне совершенно не нравилось то, что я видела.

Напряженно впившись пальцами в бинокль, я смотрела на это публичное действие. Руки и голову девушки просунули в колодки. Плотно зафиксировали механизм. Теперь женские ягодицы позорно оттопырены для лучшего вида народа. Густые рыжие волосы накрыли пышным каскадом ее лицо, скрывая от народа.

— Хорошо видишь, дитя, эту женщину? — переспросил старец.

— Да. Хорошо, — заторможенно ответила, наблюдая, как к девушке подошел глашатай и, стоя рядом с ней непозволительно близко, рукой в черной перчатке похлопал ее по ягодицам. Не сильно, а скорее насмешливо.

Передвинув бинокль, я обнаружила позади позорного столба высоко мужчину в ослепительно белых одеждах, скрестившего руки на массивной груди и молча взиравшего на действо. Артур…

— Эта женщина жестоко провинилась, — начал рассказывать старец. Я же была поглощена действием на площади, а больше всего мне не нравился Артур, который позволял такие унизительные наказания. Никогда не замечала за ним удовольствия от унижения других, за исключением унизительных наказаний в случае, если задели его гордость. Что же натворила бедняжка, если подобное зрелище происходило при сотне приглашенных гостей?

— Знаешь, что с ней произойдет? — теперь я явственно почувствовала в голосе шейха злорадство, эйфорию. Да. Интуиция не подвела. Мне не показалось что-то странным в его общении со мной. — Целые сутки ее будут использовать во всех смыслах. Это настоящая живая кукла. Достаточно одному человеку подойти и плюнуть ей на ягодицы, как остальные почувствуют жар похоти. Ее изобьют, изнасилуют, изуродуют ее тело и не остановятся до тех пор, пока не будет поздно. Она умрет возле позорного столба.

Волосы на теле мигом встали дыбом, страх прошиб тело, сковал цепью и ударил плетью. Я видела, как глашатай рассказывал что-то про женщину, видно перечислял ее грехи, а затем мужчина отошел в сторону, рукой показывая на позорный столб. Теперь любой вправе подойти к ней и осуществить самое извращенное желание, которое только придет в голову. Все, что всплывет в больной фантазии. Кукла на позорном столбе все издевательства выдержит.

Мой поспешный стук сердца отсчитывал секунду, проходящие с того момента, как разрешили издевательства и до того, как они начнутся. В легких сжался воздух и с трудом проходил по гортани, отчего создалось впечатление нехватки воздуха.

Кто первый решится? Секунды складывались в минуты, но ничего пока не происходило. На площади на удивление толпа стояла смирно. С удивлением поняла, что они не торопились издеваться?

Глашатай внезапно решил поджечь интерес толпы, выхватил кнут и несколько раз саданул по спине девушки, заставив ту от боли прогнуться в спине. Мужчина показал пример раз уж остальные не торопились действовать.

Но и после этого с облегчением и легким вздохом я радостно заметила отсутствие интереса со стороны толпы насмехаться.

— Они уже насилуют ее, дитя, или нет? — он действительно ждал этого момента. Скосив взгляда на старца, отметила его задумчивую улыбку, направленную предположительно в сторону, где осуществлялось наказание.

— Нет, — четко и довольно грубо ответила, отнимая бинокль от глаз и отдавая его мужчине, чтобы удостоверился.

— Как нет? Почему? — он, наконец, приставил бинокль к глазам и посмотрел вдаль. Я испытала некое злорадство, увидев, как уголки грязной ухмылки старца поникли и опустились вниз, выдавая его разочарование.