Грайлер не узнал её.

– Знакомьтесь, друзья! – начал Семён Францевич. – Студентка второго курса консерватории по классу фортепиано, молодая, талантливая, так сказать, особа – он довольно улыбнулся, и по совместительству моя дочь, Елена Авдеева. Сегодня она порепетирует с нами.

Девушка приятно улыбалась, оглядывая музыкантов.

– Миша! – вдруг воскликнула она, увидев знакомое лицо в группе духовиков.

Грайлер внимательно посмотрел на Лену.

– О! – удивлённо сказал он. – Привет!

– Что такое? – Семён Францевич проследил взгляд дочери в глубь оркестра.

– Ну всё, Мих, тебе хана! – радостно провозгласил Петухов. – Авдеев не потерпит нищету рядом со своей Леночкой драгоценной.

– А ты не умничай, – вскинулся Грайзлер. – Я тут вообще ни при чём, её не я окучивал, она Женьке понравилась, а я только шампанского предлагал, кажется, – неуверенно продолжил он.

– Стелькин на Ленку запал? – прыснул трубач. – Красавчик этот? Да у него миллион баб, я слышал, зачем ему ещё одна?

– Что такое? – повторил Авдеев, вглядываясь в музыкантов.

– Сиди смирно, не высовывайся, – предупредил Мишу Петухов шёпотом. – Авось пронесёт, если, конечно, Леночка не будет вступать с тобой в интимные беседы.

– Слушай, отстань, а? – так же тихо попросил Грайзлер. – У тебя вода есть?

– На, бери, бедолага, – трубач протянул пластиковую бутылку. Знаешь, как говорил мой батя, «если чуваку надо сыграть, он хоть задницей, а в нужное место дунет!» С тебя причитается!

Семён Францевич встал к дирижёрскому пульту, первый гобоист громко дал «ля», Леночка села за рояль, положила руки на клавиши и посмотрела вопросительно на отца.

Не зря среди музыкантов ходили байки о том, как Авдеев репетирует как зверь, иногда до обмороков оркестрантов от усталости, забывая о времени и отрабатывая каждый нюанс, такт, фразу. Через два с половиной часа сделали, наконец, большой перерыв. Грайлер опустил дрожащие руки на колени и закрыл глаза.

– Миша, привет! – вдруг услышал он насмешливый голос Лены. – Ты что, до сих пор не отошёл после вчерашнего? – она улыбнулась.

– Я, в общем, как-то, вот… – промямлил Грайлер, невольно отодвигаясь. – Женька привет тебе передаёт, – выдавил он.

– Спасибо, он пусик, – протянула Леночка. – Может, прогуляемся после репетиции? – неожиданно поинтересовалась она.

– А твой папа не заругает? – усмехнулся Миша. – Говорят, он у тебя строгий.

– Очень! – подтвердил Авдеев, неожиданно оказавшийся за спиной Лены. – Особенно, когда дело касается моей дочери.

– Семён Францевич, да я, собственно, просто так, – ляпнул первое пришедшее в голову Грайлер.

– Простите, что, молодой человек? – переспросил Авдеев, придвигаясь ближе.

– Пап, ну не сердись, – попросила Лена. – Я вчера была в гостях у ребят, приятные люди, между прочим, настоящие музыканты, трудяги.

– Продолжай, интересно, – Семён Францевич повернулся к ней. – И куда же это ты ходила? Мне казалось, что к подруге заниматься, или я что-то путаю?

– В общагу, – хихикнул Петухов, услышав о чём идёт речь.

Авдеев посмотрел на трубача, потом перевёл взгляд на Грайлера.

– Гнесинка? – спросил он.

– Угу, – кивнул Миша, предчувствуя нехорошее.

– Славные были времена, да, – произнёс Авдеев и похлопал юношу по плечу. – Молодость, мой друг, молодость, всё, наверное, можно вернуть, а вот её нет, нельзя, грустно повторил он и вдруг каким-то сразу усталым шагом вернулся к дирижёрскому пульту. Грайлер непонимающе посмотрел на Лену.

– Так как насчёт прогулки? – быстро спросила она.

– Давай не сегодня, – попросил Миша. – Я на ногах еле стою.

– Молодой человек! – услышал он голос Семёна Францевича. – Не могли бы вы сыграть соло, вот, начиная прямо с первой цифры, будьте любезны!

– Твой звёздный час настал! – прошипел Петухов. – Давай, Мих, покажи класс!

Грайлер медленно встал, пошире расставил ноги, поднял гобой и приложил губы к трости. Авдеев взмахнул рукой. Лена тревожно посмотрела на музыканта: жилы на его шее неестественно раздувались в такт звукам, льющимся легко и, казалось, непринуждённо.

– Ну ничего, ничего, – одобрил Семён Францевич, когда Миша закончил музыкальную фразу. – Как фамилия?

– Грайлер, – еле слышно ответил он, опускаясь без сил на стул и пытаясь унять дрожь в руках и ногах.