Мне все происходящее у Кристины казалось сплошным надувательством. Я рассчитывала, что уж она-то будет обвинять, осуждать, корить Саймона за его непотребное поведение, встанет на мою сторону и вынесет такой вердикт, чтобы он смог сполна искупить свои грехи, и тогда мы бы смогли как-то жить дальше, ну после того, разумеется, как он возместит ущерб в супружеской версии общественных работ, – ну, не знаю, гладил бы до скончания лет все постельное белье, пожизненно менял туалетную бумагу, когда она заканчивается, но сначала его закуют в кандалы и выпорют, конечно. Как-то так.

Однако вместо того, чтобы сойтись во мнении, какой же мерзавец наш Саймон и что его ждет неминуемая расплата, прежде чем мы сможем двигаться дальше, Кристина повторяла что-то нейтральное, типа: «Ааа, мммм. А что Вы тогда почувствовали?»

На сегодняшнем сеансе все повторилось как обычно – Саймон был удивительно говорлив по поводу того, что же он тогда почувствовал, а особенно как он себя почувствовал с испанской синьоритой («Живым. Желанным. Как будто я нужен!»). Сформулировать, как я себя чувствовала, было не так легко…

– Хммммм. А как Вы, Эллен, себя почувствовали, когда Саймон так себя ощутил?

– Замечательно! Просто прекрасно! Абсолютно! – шипела я сквозь зубы, потому что Кристина не разрешала кричать и оскорблять, и, соответственно, я не могла заорать: «Ты был нужен мне, бесчувственный ты болван. Тебе хотелось чувствовать себя желанным – замечательно, а как насчет меня? Я ведь не побежала в койку с первым встречным? Я ведь помнила о супружеском обете, хоть и могла заняться сексом с кем угодно, стоило мне только пальцем поманить, но я ведь этого не делала, потому что Я НЕ ШЛЮХА, а теперь, оказывается, мне нужно тебя пожалеть? Простить за то, что для тебя вообще «ничего не значило», однако ж, чувствовал ты себя при этом живым и желанным. Кто ты после этого, СВООООООЛОЧЧЧЬ!»

Но Кристина на это сказала: «Я чувствую, что от Вас, Эллен, исходит гнев, много гнева».

– Что вы, – пыталась я отмахнуться. – Нет во мне никакого гнева!

– Я чувствую, что Вы сдерживаете в себе очень много гнева, Эллен. Не хотите поговорить об этом? – задумчиво говорила Кристина, а Саймон при этом многозначительно кивал, а у меня внутри все кипело, потому что, разумеется, это я привношу до фига гнева в этот сеанс психотерапии. Если бы не мой гнев, не моя боль и не мое отчаяние, то мы бы здесь и не оказались, и вообще-то вся затея была ради того, чтобы Кристина помогла мне чувствовать меньше гнева, а не больше, не так ли? Говорить мне, что я в гневе за мои же 70 фунтов в час? После первого сеанса я даже засомневалась, а не переквалифицироваться ли мне в психотерапевта, только не такого никчемного, как Кристина, а лучше, и вместо того, чтобы спрашивать: «И что Вы тогда почувствовали?» и увиливать от обвинений, я бы говорила: «Да уж, хреново, дальше некуда!» и «Муженек-то у Вас мудак!» У меня бы здорово получалось! Но Саймон заверил меня, что суть психотерапии не в этом, и уж если бы народу нужны были доморощенные советы, то такого добра завались бесплатно на сайте Mumsnet.

И тут во мне что-то перемкнуло. Может быть, мысль о той обуви, которую я могла бы накупить на 70 фунтов, но вместо этого заплатила их Кристине, чтобы услышать от нее, что я несколько разгневана.

– А Вас удивляет, что я в гневе? – огрызнулась я. – Ведь всегда все только для Саймона. Что Саймон хочет. Что Саймон чувствует. Что Саймону нужно. А кому важно, что я хочу? Кому есть дело до моих чувств? Кому нужны мои потребности? Никому! Все, чем мы здесь занимаемся, так это обсуждаем, что чувствует Саймон.

– Ну, вообще-то я все время спрашиваю Вас, что Вы чувствуете, а у Вас всегда один ответ «Замечательно», – мягко вставила Кристина.

– Так вот, совсем не замечательно! – зарычала я. – Мой муж переспал с другой, и мой брак трещит по швам. С чего Вы взяли, что у меня все замечательно?

– Но я так и не считаю, – ответила Кристина. – Вот поэтому я и спрашиваю Вас, что Вы чувствуете. Ведь это Вы все время твердите, что у Вас все замечательно, и отрицаете наличие гнева и печали. Продолжайте.

– Саймон говорит, что он чувствовал себя лишним и ненужным. А не приходило ему на ум, что я ощущала то же самое? И продолжаю чувствовать так же, только в миллион раз сильнее? Он нашел себе кого-то, кому он стал «нужен», получил свою дозу возбуждения, удовлетворения, горячего секса по-испански, а у меня что? Ничего. Ему досталось все удовольствие, а мне, значит, надо перетерпеть и жить дальше как ни в чем не бывало. А ведь я так и осталась с человеком, который меня даже не замечает, уж не говоря о том, что не хочет меня.

– Я замечаю тебя, – возразил Саймон.

– Нет, не замечаешь, – в сердцах отрезала я. – Ты на меня даже не смотришь, я присутствую, как старая мебель. Ты не замечаешь, как я выгляжу, чем я занимаюсь, и тебе все равно, что я чувствую.

– Мне не все равно, как ты выглядишь, – упорствовал Саймон.

– Как же! Что бы я ни надела, тебе все равно, ты никогда ничего не говоришь, ни разу комплимента от тебя не слышала. А когда я спрашиваю, как я выгляжу, ты даже не удосуживаешься поднять взгляд от планшета, просто бурчишь: «Нормально выглядишь» – и все.