Во втором, более правильном, случае банки воспринимаются не просто как компании, несущие риски, а как компании, для которых риски представляют собой источники получения прибыли, как нефть – для нефтяника и золото – для золотодобытчика.

При таком взгляде на этот бизнес его понимание как процесса сбора денег и их раздачи клиентам отступает далеко на задний план, а управление рисками в качестве одного из видов управления ресурсами становится для банков самой важной задачей. В этом случае те же самые математические модели становятся менее отвлеченными. Их реально пробуют приспособить к оптимизации использования риска, точнее, разных его типов. Банки делят риск на несколько составляющих (от пяти до десяти) и к каждой из них относятся как к ограниченному ресурсу. За ту или иную разновидность риска назначается некая цена или хотя бы определяются возможные потери капитала.

Казалось бы, разница между первым и вторым вариантом незначительная, но отношение к рискам как к источникам потенциальных убытков, которое свойственно первому подходу, превращает управление ими в контрольно-ограничительную функцию. Когда же бизнес рассматривает риски как ресурсы, он ищет, как наилучшим образом их использовать. Банкиры второй группы приспосабливаются к постоянно изменяющимся ситуациям, балансируя между возможностями. Процесс такой оптимизации кажется приверженцам первой модели абстрактным. В их «функциональных кубиках» такие изменения не нужны. Зато превалируют дискуссии об оптимизации процессов, нахождении правильных ключевых показателей эффективности (KPI) и т. д. Эти банкиры все-таки не совсем становятся финансистами, т. е. людьми, просчитывающими варианты приложения капитала.

Таким образом, абстрактная разница в отношении к концепции риска имеет далеко идущие конкретные практические последствия.

В сегодняшнем мире – мире быстрых изменений и авралов – первая группа банкиров реагирует запоздало и с большими потерями, поскольку их упрощенный подход к риску, как сито с крупными отверстиями, не позволяет улавливать качественную разницу между возникающими ситуациями.

Что касается применения второй модели, то недостижимым эталоном в этом смысле остается J. P. Morgan. Там еще до 2008 г. у руля стояли люди с солидной рыночной подготовкой, а вот Citigroup и многие другие американские крупные коммерческие банки по такому пути пошли с запозданием, уже после того, как в процессе конкуренции за прибыль набрали риски, с которыми во время кризисных событий 2007–2008 гг. не смогли справиться, и выжили только благодаря помощи правительства.

В результате подобных провалов регуляторы, оценившие преимущества более рационального подхода к рискам, решили его кодифицировать, а точнее, создать жесткий перечень требований к оптимальному управлению рисками. Возникло могущественное сверхконсервативное крыло, которое направляет банковский бизнес в фарватер уже не столько управления ресурсами риска отдельных банков, сколько защиты государств как страхователей банковских вкладов от потенциальных проблем. Именно представители этого крыла пишут банковские директивы типа «Базелей», цель которых – выделение разных категорий рисков и управление ими. Потенциальными бенефициарами этих регуляций должны быть те банкиры, которые совсем уж не понимали суть банковского бизнеса, но при этом попытки консерваторов регламентировать абсолютно все стороны риска в конечном счете больше похожи на усилия ограничивать всяческие риски в качестве основного способа управления ими.

Но поскольку сверхрегулирование фактически является иным взглядом на разные риски, то сохранился запрос на «финансистов», то есть тех, кто в новой среде находит способ оптимизировать ресурсы банков.

В долгосрочной перспективе при всех недостатках второго подхода в первую очередь оптимизация использования рисков позволяет не потерять деньги. В дальнейшем растут не только доходы, но и долговременная капитализация, поскольку, поняв суть рисков, вы снижаете потери и выживаете в сложных ситуациях, в то время как ваши конкуренты упускают инициативу. Благодаря своей стабильности вы получаете лучший рейтинг, более дешевые заемные средства и возможность роста клиентской базы за счет более рейтингованных клиентов. А в моменты кризисов вы оказываетесь в позиции, позволяющей, во-первых, очень много заработать, а во-вторых, расширить долю рынка.

Мы вернемся к обсуждению концепции риска в контексте перегибов современных регуляций, заложенных в рекомендациях «Базелей». Но для того, чтобы оценить механизм их работы, нам необходимо рассмотреть множество элементов, которые учитываются в этих документах.

Большинство людей под термином «ликвидность» понимают возможность купить или продать, причем продать быстро и без значительных потерь. Определение ненаучное, зато ясное. Однако оно не совсем точно отражает суть термина. Недооценка сложности этого понятия приводит к тому, что снижение роли фактора ликвидности – самая старая и могущественная причина кризисов. Иначе говоря, существует некий парадокс: с одной стороны, нет такого регулятора, банкира или инвестора, который не знает о проблемах, к которым способны привести искажения ликвидности. С другой стороны, силуэт самого этого понятия слабо очерчен.

Так, рейтинговые агентства, аудиторы и правительства ликвидность не предсказывают. В текущей ситуации они подменяют его очень далеким понятием «уверенность рынка»: если рынок «уверен», то он ликвиден.

Центральные банки представляют некоторые агрегированные данные, которые отражают состояние ликвидности, но они недостаточно детализированы для анализа конкретных сегментов рынка.

Казалось бы, разного типа классификации не представляют интерес для практиков. Однако начиная с 2007 г. многие обратили внимание на то, как часто термин «ликвидность» упоминается в комбинации с описанием банковской деятельности. Некоторые моменты вызывают всеобщее удивление. Так, в 2009 г. многие задавались вопросом: как получилось, что в 2007 г. на рынке только и было разговоров, что об избыточной ликвидности, а в 2009 г. она внезапно исчезла. Интересно, куда?!