Но дальше Иван Иванович рассказать не успел, потому что в дверь вдруг тихо постучали. Стук был условный, особенный. Никита Иванович насторожился, и все за ним тоже, а после велел входить. Вошел слуга, Никита Иванович велел ему говорить, и слуга сказал, что прибыл еще один курьер из Петергофа. Никита Иванович подумал, покосился на Ивана и сказал, что пусть курьер входит. Слуга ушел. Вошел курьер. Он был одет очень просто, как маркитант какой-нибудь. Да это, наверное, и был маркитант. По крайней мере, так о нем подумал Иван, когда этот человек вошел и осмотрелся, и сразу оробел, и даже отступил на шаг, к самой двери. Никита Иванович, увидав такое, улыбнулся и очень приветливо сказал:

— Говори, голубчик, не робей.

Курьер сказал:

— Отъехали они. Но не по той дороге.

— А по какой? — спросил Никита Иванович.

— На Сарское, — ответил курьер так, как будто он в этом был виноват.

Ну, виноват не виноват, а Никита Иванович крепко на это разгневался!

— Как это на Сарское? Почему?! — очень строго спросил он. И даже уперся ладонями в стол, как будто собрался вставать.

Курьер совсем перепугался и быстро-быстро начал:

— Ваше наивысоко! А что я могу знать? Я червь! Я…

И тут он совсем замолчал. Потому что Разумовский быстро встал из-за стола и повернулся к нему, и уже тоже открыл рот…

Но тут князь Волконский крепко взял его за локоть и потащил обратно. Разумовский сел. Тогда Волконский повернулся к курьеру, ласково ему улыбнулся и так же ласково сказал:

— Ты, братец, на них не смотри. Ты на меня смотри. Тебя господин майор к нам послал?

— Так точно, к вам, — сказал курьер.

— И что он велел нам передать?

— Что на Шлиссельбу… — начал было курьер, но спохватился и продолжил уже так: — Что по той дороге они не поехали. А поехали они на Сарское.

— Кто «они»? — спросил Волконский.

— Карета их, — сказал курьер уже почти без страха. — Восьмерик, четырехместная. С охраной. А охрана там была такая: на подножках, на запятках и на козлах гренадеры, все они в полном вооружении, и пол-эскадрона эскорт. И поехали они на Сарское. И очень шибко.

— Это карета, это мы уже слышали, — уже не с такой лаской сказал Волконский. И строго спросил: — А кто в карете?

— Не могу знать, — сказал курьер. — Не видели! Да и как там было смотреть?! Они же подали карету к самому подъезду, почти на ступеньки. И кто знал, что подадут?! Никакого знака не было. Только видим: суета какая-то вдруг начинается. И мы скорей туда! А там уже забегали. А после начали толкаться, оттирать, а кого и по зубам… И никто не видел, как его туда всадили.

— Так, может, его там и нет! — рассерженно сказал Неплюев. — Может, она пустая!

— Натурально, может, — сказал Никита Иванович очень задумчиво.

— Нет, — сказал Волконский, — не пустая! Потому что это еще надо было бы сообразить, чтобы такое устроить — отправить пустую. А кому там соображать?! Гришке, что ли?! — И он опять повернулся к курьеру и, облизнув губы, опять почти ласково спросил: — Так пустая она была или нет? Что майор про это говорил?

— Майор про это ничего не говорил, — сказал курьер опять испуганно. — Майор думал, что они поехали на Шлиссельбург. И когда они только поехали, он велел Кешке бежать за ней и посмотреть. Кешка побежал, потом скоро вернулся и сказал, что они повернули на Сарское. И ох тут господин майор разгневался! Велел ему срочно коня! Колупаев, закричал, не колупайся! И сел, и поскакал.

Волконский, выслушав курьера, помолчал, подумал, а потом сказал так:

— А может, они вкруговую поедут. Сперва как будто на Сарское взяли, а после р-раз! — и повернули куда надо. Может такое быть?

— Может, — сказал курьер. — Господин майор так и сказал. И велел его ждать.

— Где? — строго спросил Никита Иванович.

— Здесь. У вас, — сказал курьер. — Он сказал, что сам сюда прибудет. Но сперва сам все точно узнает.

— А! — только и сказал Никита Иванович. И даже приложил пальцы к вискам. После встрепенулся и спросил: — А про первого курьера он что говорил?

— Какого первого? — спросил курьер.

Никита Иванович молчал. И его гости тоже. Все они теперь смотрели на Ивана. Тогда и курьер на него посмотрел, проморгался и еще раз посмотрел… А потом только пожал плечами.

— Хорошо, голубчик, хорошо, — сказал Никита Иванович без всякой радости. — Благодарю тебя. Сходи пока, перекуси чего-нибудь. У Варсонофия. А после тебя позовут. Ступай, ступай!

Курьер ушел. Эти, за столом, еще немного помолчали, потом первым встал Иван Иванович Неплюев и сказал, что посидели они очень славно, он здесь всем очень доволен, но у него дела, потому что государыня может вернуться в любую минуту. А что ей тогда скажет, сказал он, если он сам ничего не знает? И я тоже ничего не знаю, сказал следом за ним Волконский и тоже встал. Тогда, правда, без слов, встал и фельдмаршал Разумовский. Ну и Никита Иванович встал, он же там был за хозяина, и сказал, а как же банк, он же не сорван, кому он. А ты, Никита, ничего пока не трогай, ответил на это Неплюев, мы, я думаю, скоро сюда вернемся и доиграем. Пусть карты лежат, строго сказал Неплюев. Или, может, он еще строже спросил, кто-нибудь хочет предложить что-нибудь другое? Но с ним все дружно согласились, и тогда они начали прощаться, после Никита Иванович провожал их до лестницы, после он вернулся, посмотрел на Ивана — а Иван стоял, где и стоял, пень пнем — и сказал примерно вот что. Что он, мол, не советует Ивану никуда из его дома отлучаться, потому что его история наделала немало шуму, а зачем еще и это? Или разве у меня вам будет неуютно, продолжал Никита Иванович очень любезным голосом, да и это будет неприлично, если вы уедете, а вернется господин майор и не застанет вас здесь. Разве это будет хорошо? Нет, сказал Иван, нехорошо. Потому что вдруг я куда побегу и вдруг кому что скажу! Э, строго сказал Никита Иванович, нельзя таким шутить, да и разве я давал для этого повод? Да если бы я вас только хоть в чем-нибудь заподозрил, так разве бы я не нашел на вас управы?! Но мне не управа нужна, а верные люди, голубчик, вот что! А вам нужно отдохнуть, а то вон вы какой бледный. Степан вас сейчас проводит. Степан!

Пришел Степан, очень важный лакей, наверное, дворецкий, Никита Иванович сперва представил ему Ивана, назвав его своим другом, а после велел проводить его в левую гостиную. Степан важно кивнул, и они вышли и пошли. И это опять была лестница вверх, тоже в коврах и в позолоте, но это уже не веселило. Почему-то!

Также и в левой гостиной, когда они туда пришли, Ивану веселей не стало. Это была, конечно, богатая гостиная, настоящая вельможная, мебель там была французская, с кручеными и позолоченными ножками, на полу персидские ковры, на стенах голландские, скорей всего, картины. И так далее. Иван остановился посреди гостиной и начал осматриваться. Степан сказал: