Чем сильнее я ему нравилась, тем больше избегала его и дошла до того, что едва могла дышать в его присутствии.

Его обожание душило меня, восхищение раздражало. Я ни на секунду не забывала, что ничего особенного во мне нет, а если он считает, что есть, то с ним что-то не так.

— За что ты меня любишь? — тупо спрашивала я.

— За то, что ты красивая (или: ты очень сексуальная, или: ты женщина на двести процентов).

От этих ответов меня просто тошнило.

— Нет, я не такая, — бубнила я. — Как ты можешь говорить, что я такая?

Он нежно улыбался.

— Если б я тебя не знал, то подумал бы, что ты хочешь меня послать.

Его нежность особенно выводила меня из равновесия. Нежные улыбки, нежные взгляды, нежные поцелуи, нежные ласки, сплошные слюни, просто кошмар какой-то.

А еще он вечно норовил прикоснуться, погладить, прижаться, будто для общения одних слов недостаточно, и это меня тоже бесило.

Куда бы мы ни шли, он держал меня за руку, гордо демонстрируя всем и каждому, что я — «его женщина». В машине обязательно клал руку мне на бедро, а когда мы смотрели телевизор, вообще чуть не ложился на меня. Он не отставал от меня ни на секунду: гладил по плечу, по волосам, по спине, пока я окончательно не теряла терпение и не отталкивала его.

В конце концов я придумала ему прозвище: эластичный мужчина.

И стала так называть его в лицо.

Мало-помалу я дошла до того, что каждый раз, как он дотрагивался до меня, мне хотелось вылезти вон из кожи, а от одной мысли о том, чтобы лечь с ним в постель, меня тошнило.

Как-то он сказал, что всегда мечтал о собственном доме с большим садом и кучей ребятишек и теперь его мечта сбудется.

Тогда я не выдержала и ушла от него.

Я уже не понимала, как он мог раньше казаться мне привлекательным, если второго такого урода в целом свете не найдешь. Его русые кудри, кожаные штаны и мотоцикл никуда не делись, но второй раз я бы на это не купилась.

Я презирала его за то, что он так в меня втюрился, и удивлялась, как мало ему надо.

Подруги меня не одобряли. Он ведь такой милый, в один голос твердили они. Он так тебя любил. Чего тебе еще, такой был классный парень.

— Нет, — отвечала я, — не был. Классные парни так легко не достаются.

Он меня разочаровал.

Я ожидала неуважения, а получила преданность; ждала непостоянства, а получила верность; рассчитывала на грубость и невоспитанность, а получила безукоризненную предупредительность, и, что горше всего, вместо волка мне досталась кроткая овечка.

Конечно, обидно, когда милейший человек, который вам очень нравится, оказывается лживым, двуличным ублюдком, но, поверьте, немногим лучше обнаружить, что тот, кого вы приняли за бабника и вертопраха, на самом деле мил и прост.

Дня два я ломала голову: почему мне нравятся парни, которые со мною ведут себя по-свински? Почему не полюбить нормального, порядочного человека?

Неужели я буду презирать любого, кто отнесется ко мне по-человечески? Выходит, мне суждено любить только тех, кому я не нужна?

Я проснулась среди ночи и долго лежала, размышляя о своем странном чувстве собственного достоинства. Почему мне хорошо, только если меня ни во что не ставят?

Затем я вспомнила бессмертные строки: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей» и немного успокоилась. В конце концов, не я первая, не я последняя и не мной это придумано.

Так что же, если мой идеал мужчины — самовлюбленный, но зависимый; верный мне изменник и предатель, для которого я — всё, но он никогда не звонит мне, если обещал; с которым я чувствую себя самой прекрасной женщиной в мире, но при этом он не пропускает ни одной моей подруги? Разве я виновата, что мне нужен мужчина, в котором сочетаются несколько абсолютно несовместимых личностей?

По-моему, есть прямая связь между репутацией гадалки и тем, насколько трудно добраться до ее дома. Чем сложнее и запутанней дорога, тем выше качество предсказаний.

По этому критерию миссис Нолан, видимо, была мастером своего дела, потому что жила в каком-то ужасном, богом забытом пригороде Лондона, на самом отшибе, так далеко, что нам пришлось ехать туда на машине Хетти.

— А почему не на автобусе? — полюбопытствовала Меган, когда Хетти объявила, что надо скинуться на бензин.

— Автобусы туда больше не ходят, — туманно пояснила Меридия.

— Почему не ходят? — не отставала Меган.

— Потому что, — отрезала Меридия.

— Правда, почему? — встряла я.

— Был один случай… несчастный, — буркнула Меридия и больше не проронила ни слова.

В понедельник, ровно в пять, Меган, Хетти, Меридия и я собрались у парадного подъезда нашей конторы. Хетти пошла за припаркованной в нескольких километрах машиной — нигде ближе в центре Лондона места для стоянки не нашлось, — подогнала ее ко входу, и мы сели.