А повод был такой, что купил я себе новую машину. Хорошую. Старая-то была тоже ничего, но эта лучше. Да и почему, собственно, была? Я ее жене отдал. Так что стали мы жить, можно сказать, как олигархи: у каждого свой автомобиль. Ну, и на другой день после покупки возвращаюсь вечером домой после работы на новой машине и думаю: дай-ка заеду к Юджину, похвастаюсь. Звоню ему. Он дома. Говорю: «Я тут машину купил». Он: «Приезжай, щас посмотрим». Через пять минут я заезжаю во двор его дома, сижу жду.

Выходит он не один, а вместе с Даниловым, и начинают они вдвоем шарить глазами по всему двору, меня не замечая, хотя я стою совсем рядом. Я сигналю, машу рукой из окна. Они увидели. Подходят. Юджин со словами «Нихуя себе!» садится вперед, Данилов назад. Здороваемся.

Юджин произносит одну из своих стандартных фраз, употребляемых в ситуациях, когда нужно выразить восторг:

– Бля… Вован…

Дальше он расспрашивает о характеристиках и рассуждает о том, что в «такой тачке хорошо баб катать», а Данилов, натура более меркантильная, – о стоимости и расходе топлива. В итоге Юджин говорит:

– Давай Данилыча домой отвезем, по дороге и поговорим.

Я звоню Кате, говорю, что мы с ребятами немного прокатимся (чтоб предупредить, что вернусь позже обычного). Юджин гладит кожаную панель:

– Ну чё, Вован, писька растет…

– Так не мальчики уже, – отвечаю.

И мы едем. Спрашиваю, как у них дела. Данилов говорит, что делает ремонт в новой квартире и что этот ремонт по каким-то причинам затягивается. Юджин ехидно замечает:

– Затягивается, потому что ты жопошник.

– Сам ты жопошник, – отвечает Данилов.

– Тебе, может, помочь плитку поднять?

Здесь Юджин намекает на историю десятилетней давности, когда Данилов делал ремонт в другой своей квартире и, решив сэкономить на грузчиках, попросил нас помочь занести в квартиру несколько ящиков керамической плитки. И носить-то нужно было бы не много (от машины до лифта и потом от лифта до квартиры), и быстро бы мы управились, если бы не случилось то, что всегда происходит в подобных случаях по закону подлости, – сломался лифт. А поскольку квартира находилась на десятом этаже, времени потратили мы уйму и устали как собаки.

После этих шуток Юджин спрашивает, как у меня дела, куда я пропал и все такое.

– Да так, – говорю, – ничего особенного. Работаю. Да еще искусством занялся.

– Иску-у-усство, – тянет Юджин и потом спрашивает: – Чё за искусство?

– Роман пишу. Психологическое порно.

– Ты вон его главным героем сделай, и пусть там баб окучивает, – язвит Данилов.

– Для Юджина у меня рассказы будут. Он сильно непостоянный для романа, – отвечаю я.

Юджин призадумывается и, как будто решившись, заявляет:

– Кстати, господа, а насчет искусства я вам сейчас расскажу!

– Ты про эту, что ли, свою… – начинает Данилов.

Но Юджин его тут же перебивает:

– Ты погоди! Вован же не знает. Да и ты – не всё. Щас. Значит, познакомился я тут с одной. Короче, она деятель искусств. Сперва вроде ничего так в первый день было. Приехала она ко мне, несмотря на всю свою культуру. Выпили мы. Наутро думаю: вроде более-менее все прошло. Жопа у нее нормальная такая. А вот дальше… Может, и сразу у нее эти замашки были. Не помню. Но, короче, через пару дней начала она мне втирать про исследования личности и путь настоящего человека…

– Настоящего – то есть не тебя, – вставляет Данилов.

– Да, настоящего, бля, – продолжает Юджин. – Темы свободы, тотального рабства из-за работы и все такое. Короче, смотрю на нее и думаю: что-то ты не то пиздишь, подруга.

– У нее работа есть? – спрашиваю я.

– Да хер ее знает. Говорила, что есть. Но я чё-то не заметил. Хотя точно не знаю. Мы слишком быстро расстались. Ну короче, вот. Сама она такая типа умная, типа в искусстве понимает…

– И в литературе? – спрашиваю.

– А как же! Надо было вас познакомить. Только тогда ты бы свой порнороман никогда бы не дописал.

– Это почему?

– Да потому что заебала бы. Вот слушай. Типа такая умная, в высоких делах шарит, причем во всех. Короче, и в музыке, и в кино, и в живописи, и в литературе. Посмотрела она на мои книжки, ну, которые дома, и говорит, что это дерьмо. Я бы такое, мол, не купила. Слабые они. Как так, говорю, слабые? Вроде нормальные. Люди уважаемые писали. А она: люди эти – дерьмо, говорит, такое же, как и их книги. Удивительно, думаю. Но это еще только начало. Дальше интереснее. Короче, развлекаемся мы с ней ночью, утром я ухожу на работу. Она остается у меня. Сказала, что ей никуда идти не надо, потому что она типа в отпуске. Прихожу вечером, спрашиваю: что делала? Я, говорит, творила. Что творила? А творила она, Вован, по твоей части. Литературу. Дает мне бумажку. Прочитал. Я не великий знаток, но от первых же строк меня перекосило.