Шрифт:
— Значит присмотрите одежду, я либо здесь, либо в “молотке и чешуйке”. Кстати, отдайте медные вещи мне. И Када, поищи походные сумки и спальные мешки. Можете идти, встретимся вечером.
Все разошлись, в “Винном” остались только я, Гола и Сер. Я же подошел к гному, который сидел у стойки и с улыбкой пил пиво.
— Хэй, добрый господин, что празднуешь?
— Сестра младшая родила, сейчас новоиспеченного папашу жду, — Ответил улыбающийся гном.
— Пива. Это надо отметить, — отдал я трактирщику положенные 7 меди, получив прохладную кружку с пенной шапкой, — за новую жизнь в этом мире.
Хм, а пиво здесь не такое уж и противное. Да, приходилось мне пробывать, но это… Определенно, понимаю гномов.
— Я смотрю, — повернулся ко мне гном, — ты тут впервые, да?
— Да, а что?
— Ничего, просто приятно видеть разумного, который может просто порадоваться чужому счастью.
— Согласен. Кстати, может убьем время, пока твой свояк идет? Я одну игру знаю…
— Э-э-э, не, обнесешь меня сейчас, знаю вас.
— Да не, первый раз без денег. Трактирщик, есть стакан стеклянный?
— Да. Чего в него?
— Пива, без пены, нам нужна ровная поверхность.
— Зачем нам стеклянный стакан с пивом, еще и без пены?
— Сейчас расскажу, — усмехнулся я, доставая привычным жестом кошель с медью, — так, игру я назвал “Бухой естествоиспытатель”, играем так: берем монету, — я взял медяшку, — и опускаем ребром ее в стакан.
— И зачем? Надо теперь ее оттуда достать?
— Нет, мы по очереди бросаем монеты в стакан, тот у кого прольется — выпивает все из стакана и отдает монеты другому.
— Ага, кажется понял. Давай попробуем.
Динь. Монета коснулась дна. Дон. Другая попала туда же.
Первый стакан выпил я, но не отдал монеты, а во второй стакан все уже бросали свои монеты.
Динь, дон, динь дон, динь, дон. Этот стакан выпил уже гном, а я стал на семь медях богаче.
— Трактирщик, дай чего покрепче, только не водки, — сказал гном. Теперь мы играли с вином, темновато-красным.
Снова зазвеели монеты, и до седьмого стакана я выпил лишь один, первый стакан пива. На этом моменте пришел Арт, попросил 13 серебра на штаны, но я его послал, сказав, чтоб искал дешевле.
Гном же, пока я отвлекался, сдвинул стакан так, что когда я бросил монету, она коснулась стенки стакана, таким образом этот стакан я выпил.
— Хе, друг, хороша игра, да пойду я, вон п-паня сегодняшний, притопал.
— Да, дружище, хорошо поиграли, — ответил я. Таки не берет еще вино. Ну и хорошо, значит и в карты может смогу сыграть.
— Хей, бард, спой про любовь что ли, а то весь день играешь да играешь, — донесся из зала низкий женский голос. Явно гномиха.
И тут он запел…
Петь про любовь, это так нечестно,
Ведь столько песен ей посвещено,
Но увы, о любви и будет эта песня,
И пусть мой слушатель взгустнет…
Он пел, а в зале стало заметно тише, лишь в углу с игроками, куда я и собирался, были слышны отчетливые звуки.
Жил Он не бедно, жил Он в достаток,
Работал как стоило всем,
Но не было в жизни Его части малой,
Не было женщин при Нем.
Я решил сначала послушать песню, а потом пойти играть, До того не хотелось прерывать эту песнь.
Мать Его рано погибла,
В набеге бандитов лихих.
Отец искал ответы в стакане,
Но ни разу не находил.
Лишен Он был ласки женской,
Хоть отец Его строг и не был.
Он рос коренастый и жесткий,
Но в городе добряком Он слыл.
Интересно, очень интересно.
Она не была недотрогой,
И воспитана весьма,
Не был Ее наряд богатый,
Но красив был всегда.
Тут ко мне подошли девчонки, я дал им золотой на всех, сказал чтоб брали походные костюмы. А бард все продолжал…
Ласкова была Она, как цветок,
Историй много знала