Шрифт:
— Похоже праздник. Жертвоприношения, наверное.
— Хорошо бы они перепелись. — оскалабился чернокожий. — Взяли бы всех тепленькими.
— Им тут и напиться то нечем. — возразил человек из Канртега. — Пиво и вино — привилегии земледельцев. А эти дикари… разве что шаманы грибы какие-нибудь жрут.
— Хватит уже про дикарей. — сплюнул чернокожий. — В моей деревне гнали хорошую плодовую брагу.
— Это Север. — вздохнул собеседник. — Тут нет фруктов.
— Клянусь просолеными сиськами Лании, ты лжешь! — возмутился пират.
Я незримо усмехнулся, вспомнив Луну.
— Знакомый моего знакомого… — присоединился к разговору другой работорговец. — Видел Рене Ланию своими глазами. Так вот… Титьки у нее ни о чем, говорит. И вообще она страшная как гнилая акула.
— Да завались ты. — ответил чернокожий. — Будь у тебя возможность трахнуть самого жестокого и удачливого капитана всех морей, будто ты бы разбирался какие там сиськи!
— Тихо. — оборвал их канртегец. — Что-то не так.
Лодки уже вплотную были у берега. Стоянка дикарей производила странное впечатление. Я сразу понял, что не понравилось пирату. Походные дома дикарей, их чумы были установлены небрежно, хаотично и сильно истрепались. В некоторых из них можно заметить крупные дыры. Нонсенс. Для жителя северных регионов есть две главные ценности: еда и тепло.
Еда + тепло = жизнь.
А тут такая безумная небрежность. О причине странностей мог догадаться я, но не пираты. Просто теперь северян грее нечто теплее чума и жалкого очага. Огонь, который невозможно погасить.
Пираты сошли на берег. Стоянка племени производила гнетущее впечатление. Небрежность, мусор, объедки и какое-то нехорошее запустение. Вот валяет в грязи каменный топор. Ценная вещь для дикаря вроде, а выброшен. Вон гниет пол туши оленя, но ни один стервятник не спешит полакомиться мясом. Так не должно быть. Все это неправильно.
Канртегец замер. Мимо него пролетело что-то похожее на бабочку. Моряк пригляделся. Это были всего лишь хлопья пепла из огромных костров в лесу.
— Эй, тут ребенок. — один из пиратов обращался к канртегцу.
Похоже именно уроженец островного города знал язык северян. Сопровождаемый двумя пиратами, он направился в косо поставленный чум. Там действительно сидел чумазый ребенок лет пяти, который качал головой из стороны в сторону будто с чем-то категорически не согласен. Рядом с малышом тлели угли костра, от которых шла тонкая струйка черного дыма, закручиваясь по спирали. Моряк наклонился к ребенку, несколько раз щелкнул смуглыми пальцами перед худым личиком то ли мальчика, то ли девочки.
— Где взрослые? Эй, малыш. Где твои мама и папа?
— Взрослые… взрос… — вздохнул ребенок, глупо, словно дурачок вывалив красный язык.
— Да. Взрослые. Твое племя.
— Огоньки… Они смотрят на огоньки.
— В смысле на костры?
— Нет… Огоньки летают по небу. Огоньки-светлячки. Духи. Искорки Сердца.
— Жертвоприношения. Они точно ушли для какого-то ритуала. — высказался недавний эксперт по титькам Рене Лании. — Здесь воняет дурной магией. Надо валить.
Что ж, местные работорговцы проявляли гораздо большую смышленость, чем персонажи ужастиков.
— Ладно. — вздохнул канртегец и хотел уже было уходить, но тут ребенок заговорил снова.
— Взрослые смотрят огоньки… А мама с папой… Уже горят! — малыш рассмеялся так, что пираты вздрогнули. — Горят! Они кричат. Кричат! Я слышу! Слышу!
Ребенок повернулся к ним и можно было теперь видеть его безумные глаза, затянутые как бельмом желто-гнилостной пленкой. Гной скопился под веками, почти слиплись ресницы.
— Уходим быстро. — решительно прошипел сквозь зубы канртегец, пытаясь привести в чувство напуганных коллег по опасном бизнесу.
И тут снаружи раздались крики, а вместе с ними вопли и рев. Кажется, кто-то из взрослых таки вернулся поприветствовать гостей. Пираты ринулись наружу, где уже кипел бой. Ну как бой. Скорее бойня. Со стороны леса к берегу неслась толпа людей, тварей и тех, кто был пока чем-то средним между двумя этими состояниями. Все они бежали, дергались, орали и ревели. Подробно рассмотреть кого-то не удавалось. Но я видел кожу, перепачканную сажей, тлеющие ожоги, бугристые опухоли, гнойные глаза, клыки, когти, вспышки колдовского огня. Из вполне обычных охотников-собирателей местные превратились в тех жутких дикарей-людоедов, какими их мнят жители центральной части Империи. Ирония, однако.