А в следующий миг на лужайке метрах в десяти перед ними задрожал воздух, наливаясь лиловым светом — и распахнулся громадным зевом портала. Словно громадный меч вспорол саму ткань пространства сверху вниз, прорезая в нем проход.

— Быстро! — шикнула мать, но было поздно.

Юи застыла, сжав шест и во все глаза уставилась на высокую тень, показавшуюся внутри. К ним шел... кто-то. Шаг — и из тьмы перехода вышла фигура, портал тут же схлопнулся за его спиной, обдав их мощным порывом ветра.

Это был мужчина. Высокий, — почти два метра, — плечистый и невероятно суровый. Его облегающий костюм выглядел старым и потертым, а накинутый на плечи плащ, совсем как у матери, зиял прожженными дырами и следами починки. Через всю грудь крест-накрест шла сбруя из мелких украшений-трофеев, на поясе поблескивал золотистой рукоятью массивный пистолет, а над плечом торчала причудливая рукоять меча.

Он выглядел так, будто никогда не принадлежал этому миру. Чужой, в невиданных ранее доспехах и с незнакомым оружием. Его узкие глаза-щелочки цепко обшарили двор, не упуская ни одной мелочи. И даже закрытая спиной матери, Юи поняла, что он разглядел её во всех деталях.

Мать тут же убрала меч в ножны и, вытянувшись по стойке "смирно", подняла руку и коснулась кулаком левого плеча.

— Йерот ан асафахим! — воскликнула она на незнакомом языке, поднимая голову. Чужак ответил тем же приветствием, низкий пробирающий голос раскатился по лужайке. После чего они подошли друг к другу и обнялись как старые друзья.

Юи обернулась — к ней шагал отец, держа рукой рукоять меча в поясных ножнах. Его напряженное лицо не внушало уверенности.

Фубуки развернулась к ним и полным тревоги взглядом посмотрела на мужа.

— Рюэн, уведи дочь, немедленно!

— Пап, кто это? — прошептала Юи.

— Бедствие, — прошептал Рюэн, сжимая плечо дочери. — Уходим.

— Пусть останется, Фуан-ша, — пророкотал чужак глубоким басом, вставая рядом. — Я хочу посмотреть, как она выросла за последние восемнадцать лет.

Отец уже потянул Юи к дому, но Фубуки жестом остановила его. В глазах матери плескалась тревога.

— Как скажешь, Эйсин. Юи, подойди.

Отец нехотя убрал ладонь с её плеча. Юи посмотрела на чужака: его тяжелый, пронизывающий взгляд тянул как магнитом. Её будто засасывало в водоворот, смертельную ловушку, из которой не выбраться.

— Как же ты выросла, — с холодной, бесчувственной улыбкой чужак потрепал её по голове и погладил щёку грубыми, шершавыми пальцами. — В прошлую встречу тебе едва год исполнился. Ты была совсем крохой. А стала красавицей, вся в мать.

Он обернулся к Фубуки.

— В бою она столь же хороша, как и внешностью? Ты же вырастила её воином, Фуан-ша?

— Моё имя — Фубуки, уважаемый Эйсин, — поправила его женщина. — Юи ещё тренируется. Пусть идёт, отпусти мою дочь.

Чужак нахмурился, но отпустил девушку. Почувствовав, как ослабло давление, Юи шмыгнула к отцу и тот быстро повел её в дом, оставив жену с гостем вдвоем.

Посмотрев им вслед, Эйсин пристально взглянул на боевую подругу.

— Она уже взрослая, но всё ещё тренируется? Теряешь хватку, Фуан-ша.

— Я же просила не называть меня здесь этим именем, — нахмурилась она, не убирая руку с рукояти меча. — Зачем ты прибыл, командир?

Оценив ее жест, он усмехнулся.

— Что плохого в том, чтобы называть тебя именем, заслуженным в бою, "Карающий вихрь"? Я пришел узнать, как дела с новичками. Вы уже начали турниры в вашем мире?

— Большинство игр уже прошло, сейчас идут последние перед финалом. Через две недели все новички будут готовы.

— Знаешь, изначально я шёл сюда только ради этого, -перейдя на общемировой язык магов, он с ухмылкой покосился назад, где из дома выглянула любопытная мордашка Юи. — Но, — когда прибыл, целей стало больше.

— Ты устал с дороги, старый друг, — отвлекла его Фубуки. — Проходи за мной, мой дом — твой дом. А что касается дочери... обсудим это позже.

Едва рассвело, я поднялся с постели. Нагамицу осталась на пригретом месте, досыпать, а я взялся за разминку и приступил к медитации. Лучший способ приготовить сфироты к бою, как-никак! Я слышал, маги тоже медитировали, чтобы скорее восстановиться, но на мои каналы это оказывало мало влияния.

Лагерь понемногу оживал. Вновь разожглись костры, запахло вчерашней похлебкой и кашами из сухпайков, лес наполнился голосами и смехом переживших ночь школьников.