— Встречать опасность лицом к лицу, — выдал я то, что мне показалось актуальным.

— Назови то, ради чего ты готов умереть.

Э, стоп, я вообще-то умирать пока не собираюсь… в ближайшие лет эдак двести. Эта тема была явно не той, на которую я предпочитал размышлять на досуге. Но ответить что-то надо и желательно быстро.

— За свою честь! — выпалил я.

Этому меня учили с детства и это был самый правильный ответ для аристократа, пусть аристократом я, возможно, и не являлся.

— Господа, вы увидели кандидата, — проговорил Бурдюков. — У кого-то есть возражения против того, чтобы курсант Кирилл Князев, бастард из рода Скуратовых, стал членом нашей семьи? Прошу поднять руку.

В зале царило молчание. Я не знал, сколько людей выразило протест против того, чтобы принять меня в клан.

— Хорошо, — подытожил Бурдюков. — Я так же не вижу препятствий. Кирилл Князев, — обратился он ко мне. — Члены клана вынесли своё решение. Ты должен принести клятву. Старший унтер-офицер Гаврюшин, развяжи кандидату глаза.

Когда повязку сняли, передо мной предстал зал, в котором вчера мы смотрели кино. Я стоял на невысоком помосте, а на первых рядах сидели восемь парней в парадной форме. Погоны — унтер-офицерские, самый старший — зауряд-прапорщик. Заметил я и Колю Якута — он тоже присутствовал.

Бурдюков стал произносить текст клятвы, я должен был повторять за ним. В целом — ничего особенного. Я обещал вести себя достойно, не порочить честь клана ни делом, ни словом, идти по пути силы, защищать интересы клана.

Всё это почти ни к чему меня не обязывало, кроме, пожалуй, последнего пункта. Что это за такие интересы, которые надо защищать? Наверное, драться с другими группировками, если возникнет конфликт, или что-то в этом роде.

После того, как клятва была произнесена, Бурдюков пожал мне руку и поздравил со вступлением в клан. Затем подошли остальные и сделали то же самое.

Я со всеми познакомился. Это были так называемые мастера — старшие члены клана. Они имели уровни от пятнадцатого до двадцатого. Бурдюков оказался сильнее всех и обладал двадцать третьим уровнем. Некоторые из парней намеревались участвовать в соревнованиях, причём трое, как и я, были в шестой категории.

Мне понравилась эта компания. Вели себя парни адекватно, не задавались, общались друг с другом и со мной почти на равных, несмотря на разницу в званиях и, возможно, в происхождении.

Долго засиживаться не стали. Час был поздний, и все хотели спать.

— Ещё раз поздравляю, теперь ты один из нас, — сказал Гаврюшин на обратном пути. — Тебе оказано большое доверие. Смотри не подведи. Помни, в чём ты клялся: веди себя достойно и не позорь клан.

— Я воспитывался, как аристократ, — сказал я. — Меня учили тому же, но только в отношении собственной фамилии.

— Здесь даже аристократы порой опускаются очень низко. Ты сам видел. Парни из клана Филина не отличаются достойным поведением, хотя среди них тоже есть боярские сынки.

— Я видел, что они творят, и никогда не опущусь такого.

— Знаешь, я в тебя верю. Иначе, проголосовал бы против.

— Сколько человек проголосовало против?

— Это уже не имеет значения.

Выждав паузу, я спросил:

— Ты давно в клане?

— С третьего курса.

— А Бур?

— Давно.

— Почему он лидер клана? Потому что самый сильный?

— Не только. Его избрал мастера.

— А чтоб мастером стать, что надо? Офицерские погоны?

— Чтобы стать мастером, ты должен пробыть в клане минимум три года. Те, кто остаётся в спецшколе более трёх лет, чаще всего получают звание. Но главное, что для этого нужно — это, во-первых, сила, во-вторых, быть достойным человеком.

— Ну значит, к выпуску стану мастером. Правда, я не намерен долго сидеть здесь. Хочу отправиться на периметр.

— Это как начальство решит. Думаешь, я хочу здесь сидеть? Думаешь, Бур хочет? Но кто-то должен вас учить и воспитывать.

Вся это я уже слышал от Лиды. У неё были такие же настроения.

На следующий день во время самостоятельных занятий, когда старшекурсники делали, что хотели, а младшие должны были сидеть взаперти под присмотром унтера, явился Гаврюшин, велел переодеваться в спортивную форму и следовать за собой.

Мы вышли из общежития и двинулись к спортзалу. Погода была паршивая, лужи на асфальте ёжились от ветра, листва возмущённо шумела. Я втянул голову в плечи, Гаврюшин тоже поднял воротник.