Она прервала рассказ, будто вспоминая то время, и Самойленко воспользовался паузой, чтобы получше разглядеть посетительницу.

Теперь он увидел, что явно поторопился назвать ее про себя «старушкой». Женщине было не больше пятидесяти пяти — но жизнь не пощадила ее, оставила на ее внешнем облике свой отчетливый след.

Чувствовалось, что в какой-то момент Пелагея Бpoниславовна просто перестала следить за собой, скорее всего поставила что-то в своем существовании выше внешнего вида, собственного благополучия, личных интересов.

Грузная расплывшаяся фигура, натруженные, совсем не «учительские» руки, полное морщинистое лицо, седые волосы, собранные на затылке в какой-то нелепый пучок. Да и одежда ее, не молодила, а превращала в старушку.

Вот только глаза ее все еще оставались молодыми, живыми. Серые, умные, добрые и строгие одновременно — такие глаза бывают только у старых, умудренных опытом учителей. И тем более странно было видеть, как в глубине этих невозмутимо спокойных глаз прячется какая-то затаенная боль.

Николай вдруг почувствовал смутную тревогу, но тут же в нем проснулся азарт — это предчувствие настоящего, стоящего материала для сенсационной, сильной, по-журналистскому выражению, статьи его никогда прежде не обманывало.

— Словом, — продолжала между тем Пелагея Брониславовна, — я заменила Варе мать. Собственно говоря, мы с ней никогда не отличались особой общительностью, и личная жизнь каждой из нас не складывалась долго. Жить вдвоем нам, одиноким женщинам, было не в тягость.

— Конечно, — зачем-то подтвердил Николай, но устыдился своей неуместной реплики и покраснел.

Пелагея Брониславовна этого не заметила: она будто бы заново переживала свою жизнь.

— Прошло много лет, и однажды Варваре повезло, как может повезти действительно лишь однажды, — она встретила человека и полюбила его. Ей было чуть за тридцать в то время… Я вас не слишком отвлекаю?

— Нет-нет, продолжайте!

— Вскоре они поженились. Василий был отличным парнем — непьющим, хозяйственным, мастеровитым, очень, если так можно выразиться, домашним. И Варя почувствовала себя за ним, как за каменной стеной. Они даже решились — в их-то возрасте! — завести ребенка. Представляете?

— Да, пожалуй, — немного неуверенно протянул Самойленко, растерянно кивнув Его собственная личная жизнь к тому моменту имела довольно смутные перспективы да и опыта семейной жизни, можно сказать, никакого, поэтому реакция его на вопрос Пелагеи Брониславовны была неопределенной.

— Вскоре у Вари и Василия родился мальчик, Виталиком назвали. Очень смышленый, симпатичный. Мы все в нем души не чаяли.

Пелагея Брониславовна вдруг всхлипнула, вынула из потертой сумки-портфеля аккуратненький вылинявший от многократных стирок платочек и по-бабьи приложила его к глазам. Самойленко потянулся за графином с водой, но женщина, взяв себя в руки, жестом остановила его.

— Это случилось полгода назад. У Василия была машина, старенький «Москвич», и они с Варей на выходные любили ездить к морю, на дикую, как они выражались, природу, куда-нибудь подальше от людских глаз. Побродить по берегу, послушать шелест волн, побыть наедине. Они довольно поздно нашли свое счастье (извините за банальное выражение!), и теперь словно наверстывали упущенное… Вы простите меня, Николай, что я так издалека начала свой рассказ. Я просто очень хочу, чтобы вы меня как можно лучше поняли.

— Конечно, Пелагея Брониславовна, я даже рад этому. Ведь действительно — чем больше буду знать, тем лучше. Продолжайте, я вас слушаю, — отозвался Николай.

— В ту проклятую субботу Виталик, которому, кстати, вот-вот должно было исполниться пять лет, был слегка простужен, и родители решили от греха подальше не брать его с собой. Они оставили мальчика у меня, ведь я заменяла ему бабушку… А он мне, — она снова всхлипнула, с трудом договорив начатую фразу до конца, — а он мне был… как сынок…

— Пелагея Брониславовна, может, все-таки налить воды? — Николай плеснул из графина в стакан и протянул его женщине, стараясь хоть как-нибудь ее успокоить, но та лишь отрицательно покачала головой.

— Нет, спасибо… В общем, в ту субботу Варвара с Василием попали в аварию. Лобовое столкновение «Москвича» с «МАЗом». Шофер грузовика был пьян, не справился с управлением. Это мне уже потом на суде объяснили. Варвара и Василий погибли, на месте…

Посетительница низко опустила голову, пряча от журналиста лицо, и Коля нервно, с какой-то тайной надеждой взглянул на закрытую дверь своего кабинета: хоть и давно он в журналистике, хоть и пропитался уже цинизмом и равнодушием, по крайней мере их внешними проявлениями, но слезы женщин, особенно пожилых, до сих пор не оставляли его спокойным. И теперь он был бы рад любой помощи, лишь бы утешить Пелагею Брониславовну. Но, как назло, дверь его кабинета, обычно распахивающаяся чуть ли не поминутно, на этот раз даже не приоткрылась.