— И лягушка не может быть во множество раз больше лягушки, потому что тогда и лягушкой быть перестанет? — догадался наконец Босой.

— Зрите в корень, мой дорогой друг. Внешне это вроде бы жабы: живут в воде, охотятся с помощью липкого языка, квакают, размножаются икрой и головастиками. Добычей считают только что-то подвижное. Но на самом деле они жабами они быть не могут.

— Но они же есть…

— Есть. И это самое странное. Я разговаривал со всеми ловчими, которых встречал. Все как один говорили, что за небольшими исключениями, кости чудищ мало отличаются от костей обычных существ. Они толще и потому прочнее, но в рамках нормального. По большому счету, это те же самые животные, только больше и умнее. Ну, и имеют дополнительные органы, которые обеспечивают их различными боевыми умениями.

— Так что это значит? — Босого начала раздражать манера Винника до последнего не высказывать мысль, к которой он так долго вел.

— Внутри чудищ есть что-то, поддерживающее тело. Что-то выходящее за пределы нашего понимания, что мы не можем не только осознать, но и обнаружить. Скорее всего, оно может до неузнаваемости изменить любой организм. Заставить его расти, перестроить саму его суть, поддержать, укрепить, вырастить новые органы, дать возможность двигаться и даже думать быстрее.

«И это что-то выглядит как жидкая сверкающая в темноте жемчужина. И когда она попадает в кровь, перед глазами появляются картинки», — подумал Босой. Он был уверен, что чудища не мыслят, как человек и уж точно не знают гррахской письменности, но после слов Винника уже не сомневался, что природа их изменений точно такая же, как и у него самого.

Иногда взгляд со стороны на казалось бы вдоль и поперек обдуманную проблему открывает новые горизонты.

— Я не зря тебе рассказываю об этом, Ловчий. Или ты позволишь звать тебя Босой? Я долго искал человека, который бы сумел понять меня и помочь разобраться, в чем секрет чудищ, а значит и самих гррахов. И вот однажды я услышал о тебе: о твоем горе, о странствиях и победах. Знал бы ты, какие о тебе ходят легенды! Я сразу понял, что ты тот, кто мне нужен, и начал искать тебя. Два года я просидел в Бочонках, зная, что ты обязательно пройдешь мимо. Босой, я думаю, что смогу помочь тебе. Взамен же прошу лишь возможность идти рядом с тобой, видеть то, что видишь ты и знать то, что ты знаешь.

Над островком повисла тишина.

Зоя хлопала глазами, глядя то на Винника, то на ловчего. Старик безучастно смотрел в небо, старательно делая вид, что не сказал ничего особенного. Босой же с трудом сдерживался, чтобы не сделать длинный быстрый рывок в сторону тропы и, отбиваясь на ходу от лягушечьих языков, попросту убежать. Не важно куда.

Шесть лет он не слышал своего имени. Кто последний называл его Босым? Кажется, кто-то из односельчан, выражая ненужное бессмысленное сострадание. Не то чтобы он боялся быть узнанным. В самом имени не было тайны, и все же откровения Винника пугали.

Прекрасно понимая, что никуда не побежит, Босой все же взглянул туда, где тропа подходила к кромке болота и терялась в степной траве. Там до сих пор крутились серповцы. Сумерки уже опускались на топи, но они все еще рассчитывали запугать беглецов, размахивали арбалетами, и может быть даже собирались остаться на ночь.

Босой смотрел прямо на них, и хорошо видел, как с неба ударила широкая сверкающая красноватыми разрядами молния, как разлетелись в стороны обугленные человеческие тела, и как поднялось на месте удара облако пыли. Налетающий со степи ветер разогнал его, открывая неведомо когда успевшего спуститься с неба грраха.

Он был грозен, каким и должен быть хозяин планеты: распростертые крылья, ощерившаяся в оскале клыкастая морда, гибкое сверкающее в закатных лучах тело, полусогнутые словно перед броском ноги. Он встряхнул руками, и в ладонях засветились два длинных огненных кнута. Они изгибались, сворачивались в кольца и распрямлялись, сжигая все, к чему прикасались.

Жабы, едва ударила молния, как по команде обернулись в сторону вспышки. В их движениях и позах чувствовалось напряжение, которого не было в тот момент, когда по тропе бежали серповцы. Мутанты словно увидели настоящего врага. Не безобидную добычу, а того противника, с которым они жаждали схватиться всю жизнь.

Гррах раскинул кнуты по земле. Огненные полоски истончились и стали удлиняться, расползаясь по кромке болота. Там, где они проходили, трава высыхала и загоралась. Пламя медленно, но неотвратимо захватывало все больший участок границы.

Гррах взмахнул руками, и огонь рванул вперед, сжигая все на своем пути, взрывая лужицы и канавы клубами пара.

Остановилось пламя только через несколько десятков метров. Все вокруг затянуло дымом.

— Лежать! — на всякий случай прикрикнул Босой, но спутники его и без того оцепенели.

А вот жабы одна за другой двинулись навстречу противнику, собираясь в широкий полукруг.

Надеясь, что все внимание чудищ теперь направленно только на грраха, ловчий поднял ком грязи и метнул в сторону.

Язык одной из жаб выскользнул из пасти и схватил «добычу» раньше, чем она упала в воду.

— Не дергаемся, — Босой постарался успокоить спутников, хотя у самого все дрожало внутри от ощущения обреченности, — До нас пока далеко, может мимо проскочит.