Нет, боевое мясо для ведения войны и захватов замков нам просто необходимо, поэтому буду менять захваченные мной укрепления на воинов, а Кнопф будет отбирать из них более-менее обученных воевать мужиков.

Ладно, сегодня подойдет отряд побольше, вот и поговорю с его командиром в присутствии Крона. Сколько он готов предоставить мне бойцов, чтобы захватить следующий по дороге замок?

И есть еще вариант набрать мини-армию из тех бунтовщиков, кто бежит по-настоящему, теряя тапки и потерял связь с командирами. Такие с удовольствием перейдут в нашу шайку, так что будем посмотреть. Отступают они как раз через хорошо знакомый постоялый двор и могут его тотально уничтожить.

Пока я так прикидывал и раздумывал, раздались крики радости и немалая такая толпа Беглецов во главе с моими охранниками ввалилась на территорию замка через ворота, первые ее представители влетели в донжон, размахивая копьями и вопя от восторга. Я перешел в видимое состояние и встречаю победивший народ с отеческой улыбкой.

— Кнопф! Там на улице валяются мастеровые, отправь их в казарму посидеть! — обратился я к своему помощнику.

— А для вас есть дело! — это уже воодушевленным крестьянам, — на третьем и четвертом этажах засели последние враги, хватайте бревно и выносите двери!

Бревно быстро находится, и толпа с восторгом выбивает сначала первую дверь, которая на третий этаж ведет, найдя там несколько служанок и работниц. Потом штурмует верхний этаж и там завязывается схватка, через многоголосый победный вой доносится чей-то крик и дальше уже кричат счастливые победители и раздаются пронзительные женские и девичьи крики будущих жертв.

Пришла пора мне вмешаться в эту вакханалию и объяснить разгоряченным легкой победой мужикам, кто захватил все это укрепление и в чью собственность оно перешло со всеми живущими при нем.

Они на самую малость поучаствовали и на краешек мизинца заслужили небольшую часть замка, а получат по итогу весь замок целиком, почти со всеми припасами и мастерскими, так что, судьбу пленников и пленниц буду решать я сам.

На третьем этаже остались самые шустрые и прохиндеистые мужики из восставших, и они уже приступают к неправомерному использованию в личных целях моих трофеев, моих и Великого Мастера Норля. Который, как я слышу, уже поднимается наверх, суровым голосом освобождая лестницы от победителей и раздавая тумаки не желающим слушать его команды.

Служанки уже завалены на пол и к каждой пытается пристроиться по паре мужиков, одни задирают подолы, вторые держат руки намечающихся жертв и не дают им вырываться от своей печальной участи.

Налицо одно из самых ужасных последствий гражданских и любых других войн. Всю женскую добычу насилуют без счета, пока есть силы и желание у победителей.

Только, не в этот раз и не при мне.

— За насилие над освобожденным трудовым народом, блядь! — не выдерживаю я и добавляю привычное ругательство, — Лично каждого развалю напополам! Кому не понятно, гребаные уроды? — с немалой такой угрозой ору я.

Двое мужиков перестают активно задирать подолы и замирают в нерешительности, остальные две пары лихих захватчиков не обращают на мои слова внимания и получают по выгнутым кобчикам плашмя мечом. После этого желание насильничать у них пропадает совсем на какое-то время, зато остальные подонки дружно хватаются за брошенное оружие и с угрожающим видом пытаются высказать свое несогласие с моими словами и нарушением исконного права победителей.

— Великий Мастер, будьте добры, присмотрите за этими гаденышами! Чтобы не портили нашу добычу! — вежливо прошу я приятеля и сам быстро поднимаюсь на верхний этаж. Около двери валяется один из восставших с болтом в глазу, рядом исколотое копьями тело молодого подростка-дворянина, залившее весь этаж около лестницы кровью. Как я понимаю, до этого стрелявшего в Норля и успевшего застрелить первого ворвавшегося наверх мужика.

Здесь в наличии несколько разделенных комнат, это уже покои владельца замка и его семьи, так что, не все насилие творится на виду. Но и тут уже нагнули приятную женщину лет тридцати в пышном платье на устойчивый с виду стол и задрали его, это платье, ей на голову повыше, двое торопыг, не обращающих на меня и мои крики внимания. Ведь впереди столько удовольствия и выполнение вековой мечты угнетенного крестьянства — затрахать до полусмерти холеную жену господина.

За соленый пот и слезы от вековой несправедливости и права первой ночи.

— Кто не понял меня? — тихо, но, максимально сурово спрашиваю я и, как ожидалось, до возбужденных мужиков мои слова не доходят, поэтому получают сразу же по хребту один и по башке другой. Орут от боли и валятся на пол, вырвавшаяся из цепких рук дворянка сразу же отскакивает в сторону и теперь размахивает взявшимся откуда-то ножом, с диким таким взглядом уставившись на меня.

Снизу раздается очень суровый голос Норля и я понимаю, что он точно кого-то убьет сейчас. Нормально, репутацию себе и у крестьян поднимет на недосягаемою высоту.