А без закона - можно найти.

Их ведь, губарей, тайком дембеляют, ночью в основном и заранее, до приказа. Ну а в штабе дивизии тоже свои есть. Писаря. Сейчас там, например, Дима Мильман. Это он осенью предупредил, когда губарям по домам разбегаться. И пожалуйста: одного с поезда скинули, другого отловили, и поехал он не домой, а в больницу в полуженском обличье: пол ему размолотили. Потом, говорят, и отрезали. А ведь честно предупреждали: что ж ты, козел, творишь! Земляков своих и то... Одного пацана метелил, соседа, на электрогитарах вместе играли раньше, до армии, в клубе. Из одной деревни оба.

...Губарь помахал Косте. Костя тоже помахал неопределенно, хоть и не разобрал кому.

Внутри, во дворе губы, маршировали с утра пораньше арестанты, расхристанные, без ремней. Конвойный с автоматом погнал за ворота двоих с термосами на палке.

– Привет, - кивнул Костя.
– К нам? За рубоном?

– Ну, - буркнул губарь.

Костя поежился. Сколько раз давал себе зарок не контачить с суками, а вот не получалось...

Трамвай, с визгом и скрежетом разворачивавшийся на конечном круге, заслонил процессию и приглушил позорный скрип Костиной тачки. И даже вонь от тачки вроде стала поменьше.

По ту сторону ворот москвич Валерка Бурмистров - хозяин КПП - тягал двухпудовую гирю.

Валерка пожал руку конвоира и заметил Костю:

– Здорово, земеля!

Костя затормозил тачку метрах в десяти от КПП, чтоб не так воняло, пошел к воротам. Дерьмо, подтаявшее от разгоряченных ходьбой сапог, пятнало снег темными следами. Костя остановился в нескольких шагах от Бурмистрова, переживая свой запах, несильный - с глубины уже брали, перебродило, - но фекал есть фекал, никуда не денешься. Потыкал сапогами в грязный осевший сугроб.

– Привет.

– Слышь, зёма, - с натугой сказал Валерка, выжимая гирю.
– Вас это... лупить намеряются... Ха-ха... Лечить будут... под дембель.

Костя кисло улыбнулся.

– Чего ты лыбишься?
– засмеялся Валерка, не прекращая тягать гирю.
– В натуре. Чинить хотят.

– Кто?
– сорвавшимся голосом выдавил Костя, вспоминая почему-то губу.

Валерка оставил гирю в покое, вытер пот с жирного бабьего подбородка, пожал плечами:

– Как кто? Блатные. Вторая рота.

– Кого - вас?

– Как кого?.. Всех. Всю вашу роту. Живете больно красиво. А может, и не будут. Меня не щекотит... Слышь, земеля, у вас в роте тоже колотун? Не топят, что ли? Кочегару пойти рожу настучать?..

Валерка молол что-то про кочегара-салабона, про завтрашнее партсобрание, на котором его должны были переводить из кандидатов... Костя уже не слушал. На одеревеневших ногах дошел он до своей тачки и тупо покатил ее сквозь ворота по бетонке.

На плацу шел утренний развод. Приближалась зарплата, и Быков орал, как делал это каждый раз перед деньгами, чтоб не нажирались, а если и нажрутся, чтоб не бросали друг друга. А если уж бросят пьяного, то чтоб на живот переворачивали, чтоб блевотиной не захлебнулся...

Костя не стал слушать известные уже слова, он катил тачку к последнему недоработанному туалету. А может, ничего? Мало ли что Валерка треплет! Идиот жирный!..

Нуцо выкидывал на поверхность уже не вонючую чернь, а обыкновенный восточносибирский грунт второй категории, то есть песок, лишь кое-где в нем предательски чернели вкрапления прошлогоднего перегноя. Фиша выбирал из раскиданных вокруг обрезных досок, какие поровнее, - для пола.

Костя подвез тачку ближе к яме и стал загружать.

– Молодой!
– хохотнул снизу Нуцо.
– Скажи что-нибудь.

– Молчи, салага, - пошутил Костя.
– До обеда побуду, потом отвалю.

– Куда? Уши резать?

– Паши давай!..

– Костя, - укоризненно сказал Фиша, - надо больше работать, а ты все куда-то убегаешь. Надо уборную доделать. Мы же в воскресенье домой уезжать хотим. Давай хоть пол начнем, потом отвалишь.

Насчет ушей Костя действительно ездил в область, в косметическую поликлинику. Со школы не давали ему покоя эти уши, торчали, заразы, под прямым углом в стороны. Кончил десятилетку, волосы отрастил - вроде ничего, а в армии опять проблема.

В поликлинике сказали, что уши исправить можно, но надо полежать три дня в больнице, а потом еще каждый день ездить на перевязку. Короче, уши Костя решил оставить до Москвы.

Из динамика грянул марш. Стройбат, отпущенный с развода, разбредался с плаца по рабочим точкам.

Вторую роту - осенний призыв, набранный целиком из лагерей, - увозили в грузовиках на комбинат. Блатные работали пока на земле. Приживутся, оборзеют, тоже найдут непыльную работенку. Стройбату без разницы, где воин пашет, лишь бы доход в часть волок. Вон двое из первой роты на трамвай сели - инженерами на комбинате работают.