— Все в порядке, Леонид служит нашей семье долгие годы, прошел с отцом несколько военных компаний. Орден вызывал его, несколько раз предлагал должность в их крепостях-здравницах, но он отказался. — проговорил Роман. — Он не предаст.

— Возможно. — тяжело вздохнув проговорил я. — Но лучше все-таки поспешить.

— Лучше было дать мне время прийти в себя, и не будить посреди ночи. — раздался из-за приоткрытой двери скрипучий, хрипловатый голос.

Когда мы вошли, граф Суворов полусидел-полулежал, со всех сторон окруженный подушками. Тело его скрывала просторная ночная рубаха и накинутое по пояс тяжелое пуховое одеяло, но запах крови, мочи и лекарств пробивались даже сквозь благовония и говорили о том, что он не покидает этого лежбища очень давно.

— Что заставило моего названного внука разбудить старого деда посреди ночи? — спросил Мирослав, когда мы очутились в спальне и за нами затворилась дверь.

— Прежде чем говорить, я хочу показать вам кое-что. Вы помните Гаубицева? Преподаватель алкоголик, с сильно поврежденной рукой, контуженный во время одной из малых войн. — сказал я, подвинув к свету Михаила с завязанными глазами. — Ваши люди получили от него информацию о подземной лаборатории Меньшиковых, под замком.

— Это он тебе рассказал? — нахмурился Мирослав.

— Нет, я нашел ее сам. Но это не важно. Вы его помните? Помните его покалеченную руку? — спросил я, повернув свое наглядное пособие боком. Мирослав, чуть помедлив, кивнул, и я распорол ножницами рукав рубахи бывшего преподавателя, полностью оголив конечность.

— Как это возможно? — спросил Роман, подойдя ближе. Он без всякого стеснения ощупал руку Гаубицева, а затем, забрав у меня ножницы, срезал второй рукав. Посмотрев со второй стороны, дядька снял наручники с бывшего преподавателя и приподнял один наушник. — Напряги мышцы… отожмись.

Гаубицев беспрекословно выполнил все что было сказано.

— Достаточно. — проговорил Роман, снова отодвинув наушник. Выйдя вместе с пленником в коридор он сказал достаточно громко, так что услышал. — Стража! Проводите господина Гаубицева в комнату для гостей, и верните ему камень. С этого момента он наш гость, так что ведите себя соответствующе.

— Итак, он исцелился… — проговорил Мирослав, откинув голову на подушку. — Чудо… очередное чудо, связанное с тобой.

— Пусть будет чудо, я не против. — ответил я, пожав плечами.

— Ты не против. Да… — усмехнулся старик, посмотрев на меня колючим пронизывающим до костей взглядом. — Зачем ты его привел и показал мне?

— Я хочу обменять жизнь на жизнь. — просто ответил я.

— Жизнь твоего друга Алексея? — уточнил Мирослав. — Я слышал он связался с очень плохой компанией. Наркоторговля…

— Нет. Я хочу поменять свою жизнь, на вашу, ваше сиятельство. — жестко проговорил я, не отводя взгляда от колючих глаз генерала.

— Ты можешь вылечить отца? И хочешь торговать этим? — взревел Роман, подскочив ко мне. — Да я тебя…

— Вы ничего мне не сделаете. — коротко ответил я, даже не поворачиваясь в его сторону. — Если уж раньше не сделали, то сейчас и подавно. Жизнь можно отнять, но ее невозможно заставить передать другому. Только дать добровольно.

— Я могу избивать тебя, могу пытать до тех пор, пока единственным твоим желанием не станет выполнить то, что я сказал. Могу даже накачать наркотиками так что все твои мысли…

— И все это ничего не решит. Я буду не в состоянии сделать, а главное на постоянной основе делать то, что нужно его сиятельству. — пожал я плечами и Мирослав понимающе усмехнулся. — И я, и вы понимаете — у меня есть то что невозможно отобрать, но я могу дать это сам. Добровольно. И больше того, то чего я прошу, у вас тоже отобрать нельзя, вы тоже можете мне это только дать, добровольно.

— Твою жизнь? — улыбнулся Мирослав, и в этой слабой старческой улыбке мне почудился акулий оскал. — Почему ты считаешь, что мы можем ее тебе дать?

— Потому что вы до сих пор ее сохраняли, хотя для меня совершенно неочевидно почему вы это делали. Я видел, как вы ко мне относитесь. И это было странно. До последнего времени. — проговорил я. — Тем более странно — признание Романа во мне внебрачного сына Бронислава, незаконнорожденного.

— О да, с тобой вообще связано слишком много странностей. — кивнул Мирослав, тяжело вздохнув. — Но чего ты хочешь? Чтобы мы выкинули тебя на все четыре стороны, оставили дворянином, но при этом отказались от тебя? Тогда твоя жизнь будет принадлежать только тебе и никому больше.

— Меня это вполне устроит. Тем более что я собираюсь выиграть баронский титул. — пожал я плечами. — Надо же с чего-то начинать.

— Ты удивляешься почему тебе сохранили жизнь. — грустно усмехнулся Мирослав. — В начале, в самом начале, у нас было подозрение что ты цесаревич. Глупо, признаю, но немощное дитя в шелках — кто это еще мог быть… это было до того, как нашими войсками на территории Петрограда были вскрыты десятки лабораторий и ковенов культитстов. И там… да, там они находили таких как ты. Тощих, в шелках… но все они мертвы, а ты жив.