Шрифт:
Я опустил ладонь и замер, нащупав тонкую хрустящую бумажку. Это была красная банкнота с профилем всемилостивейшего государя Михаила Александровича - здоровенного дядьки с бакенбардами и густой бородой. Раньше не доводилось видеть подобного богатства, не то что в руках держать. Уж слишком велик был номинал. В трущобах и за меньшее убивали, а тут цельный имперский полтинник (примечание автора – «полтинником» в просторечье называли монету в пятьдесят копеек. Имперской же считалась купюра наивысшего достоинства в пятьдесят рублей).
Обалдел не только я, но и Гриня. Он аж присвистнул от удивления.
– Вот это я понимаю - свезло так свезло! Походу, сегодня твой день.
Приятель ошибался. Удача отвернулась от меня тем же вечером, стоило вернуться в лабораторию за результатами:
«Искомых маркеров в последовательности ДНК не обнаружено»,– таков был вердикт.
Не услышали небеса мою молитву. Оно и немудрено, в этаком-то гомоне. Люди постоянно обращались за помощью к высшим силам, просили о новеньком велосипеде или кукле, об успехе в делах или исцелении от приставучей болезни. Как чуял, нужно было ночью молиться, когда большинство народу спит. Тогда бы точно слова не перепутали и дали вместо имперского полтинника контракт.
Не то чтобы я жаловался. Грешно попрекать небеса, вот только мне что с того подарка? Где суметь разменять банкноту? В местном магазинчике? Продавцы в лучшем случае кликнут жандармов, а в худшем отнимут и надают по шеям. Поди потом объясняй, откуда завелась столь крупная купюра.
Гринька моих забот не оценил. Назвал дураком, коли не понимаю свалившего счастья. И тут же потребовал выполнить свою часть уговора.
– Cдалась тебе эта хаза, - не выдержал я, – нет там ничего интересного. Обыкновенный бандитский притон.
– Для тебя может и обыкновенный, а я хочу одним глазком глянуть, как фартовые живут… Не мелкие шестерки, что по улицам ходят, а настоящие тузы.
– Ладно, пошли, - вздохнул я.
Но Гринька против ожидания остался стоять на месте.
– Ты чего?
– А сам чего?
– на лице приятеля появилось выражение обиды. – За дурочка держишь или решил в легкую с темы соскочить?
– Да объясни ты толком, что не так?
– Сколько сейчас времени?
Я посмотрел на горящие огоньки окон, на рабочий люд, идущий сплошной волной со стороны железнодорожной станции.
– Начало девятого.
– А авторитетные на хазе когда появляются?
– Ближе к ночи.
– Во-от, - протянул Гринька, - значит после захода и пойдем.
– А мамка-то отпустит? – не удержался я от подначки.
Приятель мигом насупился.
– Твое дело прийти после двенадцати, а вопрос с матерью как-нибудь решу.
Прошлый раз, когда Гринька сбежал из дома, случился скандал. Отец выпорол провинившегося отпрыска сапожным ремнем, да так сильно, что бедолага пару дней спокойно сидеть не мог. Все стонал и охал, поправляя портки, из-под которых несло аптекарской мазью.
Интересно, что приключится на сей раз: отцовский ремень или Гринькина удача?
В положенный срок я явился под окна и принялся швыряться камешками. Через полминуты деревянная рама заскрипела и в темном проеме показался Гринька. Ох, до чего же неловок он был. Вроде этаж невысокий, и делов-то – повиснуть на карнизе, да спрыгнуть вниз. Но приятель даже здесь умудрился нашуметь. Зацепился полой пальто за ручку и едва не разбил стекло. Потом принялся хвататься за проржавевший от времени подоконник. Железяка дребезжала, словно по ней колотило градом, а Гринька все медлил.
И тут в проеме показалась копна рыжих волос.
– Куда собрался?
– веселым голосом поинтересовалась она.
– Немедленно возвращайся, иначе тятю позову.
Кажется, это была Олька… а может Катька. Для меня все они были на одно лицо: рыжие, конопатые, с неизменно шкодливым выражением. Готовые на любую пакость – нет, не из вредности, а из одного лишь им известного веселья.
Я это понимал, понимал и Гринька, отчаянно вцепившийся в подоконник. Короткие ноги приятеля болтались в воздухе, пытаясь нащупать твердую почву, до которой еще лететь и лететь, почитай, весь первый этаж.
– Я леденец куплю, - просипел он напряжения.
– И мне, и мне, - в открытом окне появилась вторая мордашка.
– А мне заколку, - возразила первая.
– И мне, и мне… Я тоже хочу заколку.
– Куплю, - просипел бедный Гринька.
– Обещаешь?
Гринька не успел ответить. Пальцы разжались, и он кулем рухнул вниз, так что даже у меня в сердце екнуло. А неугомонные сестрицы продолжали тарахтеть:
– И без заколки не возвращайся, иначе все матери расскажем… И без леденцов тоже.