Проход между домами оказался слишком узким даже для ребенка. Куртка шуршала, то и дело касаясь стен, но я шел и шел, до тех самых пор, пока не уперся в забор. Проволочная сетка лязгнула под весом тела – прогнулась, но дальше не пустила. Неужели тупик? Тогда что все это время здесь делали стриги? Стояли рядком, прижавшись друг к дружке? Сильно сомневаюсь…

Присев на корточки, я принялся шарить в темноте. Сослепу напоролся на конец торчащей проволоки. Ойкнул больше от неожиданности, чем от боли. Поднес саднящую ладонь ко рту, почувствовав тяжелый привкус крови. Пустяки – всего лишь царапина. Куда больше меня заинтересовала дыра, проделанная в заборе. Острые края сетки торчали в разные стороны, открывая приличных размеров лаз. Здесь и взрослый легко проберется, чего уж говорить про пацана. Недолго думая, я пригнулся и оказался по ту сторону забора - на небольшом пяточке, окруженном сплошными стенами.

Над дверью с надписью «вход для персонала», мигала тусклая лампочка. Она была здесь единственным источником света, вполне достаточным, чтобы разглядеть усыпанную бычками землю, груду деревянных ящиков, и остроносые ботинки. Я не сразу сообразил, что торчавшая из мусора обувь валялась не сама по себе. Она… она была…

В дрожащем полусумраке удалось разглядеть силуэт человека. Полы дорогого пальто были распахнуты, демонстрируя пиджак с золотистыми пуговицами и выбившийся наружу красный галстук. Мне пришлось сделать шаг в сторону, чтобы разглядеть бледное лицо человека. Это был он – бесследно испарившийся господин «У», столь важно вышедший из такси, а нынче валяющийся в грязи наравне с мусором. Он был один, такой беспомощный и безмолвный.

– Эй, как вы там? – прошептал я в полной уверенности, что не услышу ответа. Потому сильно удивился, разобрав едва слышный стон. – В-вы живы?

Вместо ответа господин дернул прижатой к боку ладонью. На некогда белоснежной рубашке проступило чернильное пятно. Незнакомец словно стеснялся этого беспорядка, пытался прикрыть рукой, цепляясь скрюченными пальцами за ткань.

– Вы ранены?

Я сделал шаг и вздрогнул от неожиданности. Чужой взгляд был направлен в мою сторону. На удивление ясный для лежащего на заднем дворе человека, да еще и с дыркой в боку.

– Помоги.

Он мог бы выбрать тысячу других слов, включающих мольбу, посулы или даже проклятия. Но именно это единственное подействовало на меня сильнее всего. Простая просьба попавшего в беду человека. От былых сомнений не осталось и следа.

– Я сейчас, я мигом... Бар рядом - я сбегаю.

– Не нужно в бар, - остановил он меня.
– Позвони по номеру: восемьдесят семь – восемьсот - двести двенадцать… Назови адрес и скажи… Ортега в беде.

Лицо незнакомца исказила гримаса боли. Говорил он тихо – почти шепотом, но я смог разобрать каждое слово. Может дело в ночи, а может в четырех стенах, окруживших узкое пространство на манер колодца.

Губы мои зашевелились, повторяя услышанную комбинацию.

– Ты сделаешь это?

– Не извольте беспокоится, я мигом.

– Позвони по телефону… скажи…

Мужчина продолжал бормотать, но я уже не слушал его. Развернулся и нырнул обратно в пропахший сыростью проулок.

Этому Ортеге сказочно повезло. Улица адмирала Калюжного была центром сосредоточения государственных учреждений, включая отделение почты, банка и единственного на весь поселок телеграфа. Всего-то и требовалось, что пробежать четыре дома, оказавшись перед зданием, похожим на дворец. Величественного блеска зданию придавала мраморная лестница вместе с высоченными колоннами и башенками шпилями, расставленными по периметру.

Исходящий из больших окон свет заливал улицу. Он был настолько ярким, что я сослепу споткнулся об бордюр. Упал на землю, но тут же вскочил. Вихрем взлетел на крыльцо и толкнув тяжеленую дверь, оказался внутри.

Мрамора и гранита здесь было не меньше. Помнится в прошлый раз на полу лежала дорожка: жалкая и грязная от тысячи ног, что ежедневно топтались по ней. Может потому и убрали… А вот охранник остался, такой же круглолицый с толстым пузом, свисающим на манер бурдюка. Он оказался куда проворнее, чем показалось на первый взгляд. Вытянул руку и таки схватил меня за капюшон.

– Куда!

Ворот сдавил горло, поэтому вместо слов наружу вырвался сип.

– Снова по зданию шастать, тля беспризорная? А ну пшла отседова.

Я забился пойманной рыбой, но охранник был неумолим: покрепче перехватив, потащил прямо к выходу. Эх было бы за что зацепиться, но увы - подошвы ботинок беспомощно заскользили по гладкому полу.

– Николай Семенович, что случилось?

Дорогу нам перегородила барышня в фирменной блузке телеграфисток: голубого цвета с воздушным жабо, клубящемся на шее на манер пушистых облаков.

– Да вот, Алевтина Андреевна, очередного бродяжку поймал. Только отвернешься, а они шасть и внутрь - приличную публику своим видом распугивать.

– И вы даже не поинтересовались, что ему нужно?

– Так знамо чего – погреться. На улице морозец прихватил, вот они и лезут со всех щелей в тепло. Хуже крыс, честное слово.

– И не стыдно вам, Николай Семенович, детей с грызунами сравнивать? – возмутилась барышня. – У вас самого сын подрастает.

– Так-то сын, а это не пойми чего – отребье рода человеческого. Одни пакости на уме. Может он бомбист треклятый. А что, социалисты любят уличную шпану для грязных дел нанимать.