Аккуратно вытаскиваю из рук девчонки сумку, дёргаю молнию и шарю внутри в поисках ключей, только найти их почему-то не могу.

Чёрт. Ну зашибись просто.

Открываю дверцу машины, выхожу на улицу и достаю из кармана пачку сигарет. Прикуриваю и, сделав пару затяжек, зажимаю её зубами.

Сажусь на корточки перед открытой дверью и высыпаю на сидение содержимое Лизиной сумки.

Ну что могу сказать. Нихрена интересного в ней нет. Старый покоцанный мобильник, содержимое которого я уже видел, проездной и… всё.

Нет ни зеркала, ни какой-либо косметики, являющиеся стандартным набором женской сумочки. Хотя то, что Лиза не красится, я и так уже понял.

Каких либо денег или банковских карт в сумке у девчонки тоже не имеется. Как и чёртовых ключей в ней нет стопроцентно, потому что я её уже всю выпотрошил и в каждый мелкий карман залез.

Зашибись просто, мать твою!

И как мне её в квартиру доставить?! Не буду же я в час ночи в домофон соседям звониться, чтоб в подъезд впустили. Тем более это бестолку, потому что в квартиру мне один хрен не попасть.

Чёрт, где она ключи-то оставить могла? Выронила что ли где-то по дороге?

Докурив сигарету, выбрасываю окурок, сажусь обратно в машину и захлопываю дверь.

Снова поворачиваю голову на спящую девчонку, завожу мотор и выруливаю с её двора.

Шариться в темноте в поисках её ключей я точно не стану.

Лиза

Я в Африке.

Во всяком случае, так мне кажется, судя по невыносимой жаре и липкому поту, который с меня ручьём сходит.

Хотя, подушка под моей щекой говорит всё же о том, что я в постели. Боже, неужели я всё-таки дотащила себя до дома? Я этого даже не помню. После того, как села в машину к Горскому, воспоминания девственно чисты.

Кряхтя как старая бабка, переворачиваюсь на спину и скидываю с себя одеяло.

И уже на этом моменте что-то идёт не так!

Какого чёрта моя кровать застелена шёлковой простынёй?! У меня такого постельного белья даже в лучшие времена, когда были живы родители, не было!

Резко распахиваю глаза и оглядываю постель на которой лежу. Только вот сделать это не так просто, потому что в комнате темнота кромешная. Разглядеть получается только очертания.

Но мне и этого хватает, чтобы понять, что спальня, в которой я нахожусь абсолютно точно мне не принадлежит. Хотя бы потому, что размерами она практически как вся наша коммуналка. Да и орущего алкаша за стенкой не слышно.

Тяжело сглотнув, медленно выдыхаю. Ощущаю, как по коже медленно расползается паника. Закрываю глаза и суматошно пытаюсь вспомнить, чем закончился вчерашний вечер.

Горский вёз меня домой. Я это точно помню, потому что мы свернули на мою улицу. Ну не могло же мне это померещиться, чёрт побери?! Не галлюцинации же я словила от температуры!

Ухватившись рукой за край тумбочки, встаю с кровати и почти на ощупь пробираюсь к окну. Голова сильно кружится. Видимо после температуры и жаропонижающего. Терпеть не могу таблетки с димедролом. После них башка ватная и тяжёлая.

Но есть всё же и плюс. Чувствую я себя приемлемо. Температуры по ощущениям нет. Судя по тому, что я вся потная, она с меня ночью спала. Отсюда, наверно, и дикая слабость.

Кое-как передвигаясь по комнате, шарю перед собой руками, чтобы не наткнуться на препятствие, пока ладонью не касаюсь римских штор.

Боже, наконец-то! Осталось только их поднять и станет чуть виднее.

Выключатель намеренно не ищу, потому что боюсь, что от яркого света будет резать глаза. А на улице, судя по темени в комнате, либо ещё ночь, либо совсем раннее утро. Так что сильно светло не должно быть.

Шарю ладонью по стене, пытаясь нащупать верёвку для поднятия штор, только ничего найти не удаётся! Проклятье!

— Они автоматические. Работают от пульта.

— Чёрт! — схватившись за сердце, резко разворачиваюсь на звук мужского голоса и напарываюсь на Горского, стоящего в дверном проёме.

Разве можно так неожиданно подкрадываться?! Я чуть инфаркт не схлопотала!

Босс берёт с комода пульт, нажимает на кнопку и в комнате загорается мягкая подсветка, слегка освещающая пространство.

— Лучше так. А то глаза от солнца заболят.

— А… который сейчас час? — выдавливаю растерянно и тут же откашливаюсь, потому что голос после сна звучит чудовищно хрипло. Как у прокуренной бабки.