– Но ты-то понимаешь, что эти картины никак не могут являться контрабандой из прошлого? – с надеждой посмотрел на него Фрост.

– Это я понимаю, – кивнул Малявин. – Чего я никак не могу понять, так это того, откуда в XXII веке могли появиться семь! – Акцентируя внимание на этой цифре, Малявин поднял указательный палец. – Семь ранее неизвестных картин Ван Гога! Если у тебя имеются на этот счет какие-то соображения...

– Неожиданная находка где-нибудь в запасниках исключается? – на всякий случай спросил Фрост.

– Абсолютно, – покачал головой Малявин. – Случайно могла бы затеряться одна картина, но никак не семь.

– А как тебе гипотеза насчет династии безумных коллекционеров, прятавших все это время картины Ван Гога в своем фамильном склепе? – предложил новую версию Фрост.

– Это звучит уже лучше, – сохраняя серьезный вид, кивнул Малявин. – Но нам придется представить шефу главу этой спятившей семейки.

– Если серьезно, у меня нет абсолютно никаких идей, – безнадежно покачал головой Фрост.

– Аналогично, – тяжко вздохнул Малявин. – И все же нам нужна для начала хоть какая-то версия, за разработку которой можно взяться.

– Что мы имеем, – Фрост приготовил раскрытую ладонь, с тем, чтобы начать загибать на ней пальцы. – Семь интересующих нас картин Ван Гога не могли быть переправлены контрабандным путем из прошлого. Версию о неожиданной находке в наше время мы тоже исключаем. Следовательно... – Фрост сделал многозначительную паузу. – Это не Ван Гог.

– Подделка? – спросил Малявин.

– Единственное возможное решение, – ответил Фрост.

– А как же заключения экспертов?

– Эксперты, работающие на торговцев произведениями искусств, получают свою долю от выручки, а потому заинтересованы в том, чтобы картины были оценены как можно дороже. Ну а что касается музейных экспертов, то им, возможно, и удалось докопаться до истины, вот только не хотят они признаваться в том, что ценное приобретение оказалось на самом деле всего лишь умело сработанной подделкой.

Малявин потер рукой подбородок.

– Звучит вполне правдоподобно, – сказал он. – Остается только получить доказательства.

– Две из пяти картин приобретены Цветаевским музеем, – улыбнулся Фрост. – С него и начнем.

Спустя два часа инспекторы сидели в кабинете директора Цветаевского музея, имея на руках санкцию ответственного эксперта Департамента контроля за временем, удостоверяющую необходимость дополнительной экспертизы недавно приобретенных музеем картин Ван Гога "Нарциссы" и "Мост над бурными водами".

Ознакомившись с предоставленной ему бумагой, директор тяжело вздохнул.

– Так и знал, что с этими двумя картинами возникнут проблемы, – признался он. – Но удержаться от их приобретения не смог. Это подлинные шедевры Ван Гога, ставшие украшением нашей коллекции.

– Какие именно проблемы вы имели в виду? – тут же поинтересовался Фрост.

– Не знаю, – растерянно пожал плечами директор. – Но вот вы пришли, а значит, и проблемы возникли... Я же здравомыслящий человек и понимаю, что просто так, ниоткуда в XXII веке картины Ван Гога возникнуть не могут.

– Ну, пока мы никаких претензий к вам не имеем, – заверил директора Малявин. – Мы просто хотели бы взглянуть на картины и взять на экспертизу образцы использованных в них материалов.

При последних словах инспектора директор болезненно поморщился, словно это у него собирались брать образцы живой плоти.

– Картины выставлены в зале, – сказал он. – Если не возражаете, мы взглянем на них прямо там.

– Конечно, – согласился Малявин. – Только на то время, пока мы будем работать с картинами, зал придется закрыть для посетителей.

Новинки занимали почетные места среди двух десятков других картин великого голландца, составляющих постоянную экспозицию музея. Небольшого размера, как почти все работы Ван Гога, они были заключены в простые светлые деревянные рамы.

Полотна, ставшие для инспекторов причиной головной боли, были поистине великолепны.

На первой, называвшейся "Нарциссы", был изображен букет цветов, поставленный в прозрачный стакан с водой. Фон картины был почти абсолютно черным, с незначительными темно-фиолетовыми вкраплениями и редкими золотистыми точками, похожими на пронзившие беспросветную ночную мглу звезды. Удивительный визуальный эффект возникал за счет того, что стакан не имел под собой опоры, но при этом не висел в окружающей его темноте, а твердо и уверенно стоял на чем-то, утопающем во мраке и остающемся невидимым для зрителя.