– Опять понавез деликатесов! Андрейка, ну не ем я твоих гадов! Вот если бы ты мне котлетку привез – тогда, да.

– И котлетку, и тефтельку, все привез, бабуль! Ты только ешь, пожалуйста.

– Куда ж я денусь? Если ты готовил, как же я откажусь? – Зинаида усмехалась и ставила на стол блюдо с маленькими румяными пирожками.

– Ба! Что ж ты со мной делаешь! – Андрей со стоном усаживался к столу. Такие пирожки ему не давались. Сколько раз он пробовал, стоя рядом с бабушкой готовить их, а все не то выходило. Главного секрета он так и не смог поймать.

– А нет его, Андрюшенька! Я для тебя готовлю, вот и вкусно получается.

Зинаида смотрела, как ест внук и мечтала о том, как будет кормить правнуков такими же пирожками. Половинку свою Андрей нашел, а вот с детьми не спешил.

– Бабуленька, все будет! Время нужно. Или тебе уже воспитывать некого? Во дворе детвора перевелась и молодежи не осталось?

И детворы, и молодежи во дворе хватало и зоркое око Зинаиды не дремало. Вот и сейчас Насте досталось по полной программе.

– Ты что это девочка моя себя так низко полоскаешь? – Зинаида, прищурившись, разглядывала худощавую Настену. Давно ли Лида ее в коляске по двору катала, слушая, как та голосит, а вон уже какая барышня вымахала. Девятнадцать скоро. Красивая, вся в мать. Вон в модели подалась и даже что-то получаться стало.

– Что делаю? Теть Зин, я вас не понимаю.

– А что тут понимать? Коль с женатым мужиком связалась, так не уважаешь себя нисколько, так?

– Ну, знаете! – Настя вскочила было, но тут же села обратно на лавочку, под насмешливым взглядом Зинаиды.

– Знаю. – Зина разгладила на коленях юбку. – Все знаю. И что не любит тебя, а пользуется. И что детишек у него двое, которых он не бросит никогда.

– Откуда вы знаете? Он меня любит…

– Любил бы, разве так с тобой поступал бы? Кто ты для него, Настена?

Настя задумалась. Любимая? Вроде как. Но формулировка какая-то размытая.

– Я тебе скажу, коль сама слово подобрать не можешь. Чемодан ты.

– Кто? – Настя изумленно вскинула брови.

– Чемодан. Без ручки. Тащить неудобно, а бросить – жалко. Сколько еще ваши отношения продлятся? Полгода, год? И бросит он тебя. Потому, что у тебя кроме длинных ног и красивой, но пустой пока головы – ничегошеньки.

– Вы думаете, что меня любить нельзя? – Настя сердито смотрела на Зинаиду, теребя в руках ремешок сумки.

– Как это нельзя? Можно! Даже не так. Нужно! Тебя любить должны за честь считать, а не валять в грязи то, что тебе природой дано. Я не про внешность сейчас говорю. Я ведь тебя с пеленок знаю. Помню, как ты матери всех увечных и калечных котов да собак тащила. Сердце у тебя такое, Настена, что впору мир обнять. А ты его на такого… тратишь. Перегоришь, девочка, потом уже ничего не захочешь.

Настя сидела, опустив голову. С тех пор как не стало мамы, с ней никто так не говорил. Никому не было дела до того, как она живет.

– Ты ведь с ним связалась, потому, что хотела, чтобы рядом был кто-то, на кого опереться можно, так? – Зинаида обняла Настю и прижала к себе.

– Как вы поняли? Ох, теть Зин, без мамы так плохо! – Настя все-таки разревелась.

– Кто ж спорит. Была бы Лида рядом, разве ж она позволила бы такому к тебе подойти хотя бы. Поганой метлой гнала бы.

– Я знаю…

– А раз знаешь, так и не тревожь! Знаешь, Настена, когда Андрейка маленький был, я все думала, что вот посмотрит на меня Катя оттуда и покачает головой. Как это я ее сына воспитываю? Очень это на место ставит. Вот и ты подумай, что Лида увидит, глядя на тебя?

– Ничего хорошего…

– Врешь! Что в тебе плохого-то? Вон какая красавица выросла. Учишься. Тебе бы еще парня хорошего и все было бы замечательно. Но это дело наживное. Главное, себя не теряй. Что ж ты худая такая, Настасья? Полчаса тебя тискаю, а все никак мягкого места не найду. Одни кости торчат.

– Так положено. – Настя улыбнулась сквозь слезы. – Вот карьеру брошу, тогда и поесть можно будет по-человечески. Я к вам первым делом приду. Вы мне пирожков напечете? Я помню, какие они у вас вкусные.

– Да хоть завтра!

– Не. Пока рано. Мне еще за учебу платить и жить на что-то надо. – Настя встала со скамейки. – Спасибо! – она наклонилась и поцеловала Зинаиду в щеку. – Как с мамой посидела, поговорила. Спасибо…

– Иди с Богом! – Зинаида махнула рукой, пряча лицо. Увидят, что глаза на мокром месте, сразу можно попрощаться с авторитетом. – Санька! Ты куда полез? Грохнешься – матери тебя лечить!

Сашка, который преодолел уже половину тополя, росшего у соседнего подъезда, замер, прижавшись к стволу всем телом.