Впрочем, никто не может упрекнуть меня в недостатке силы воли, я достойно выдержал испытания, выпавшие на мою долю. Я не курил табаку, не пил кофе, не ел мяса. И уже приступил к некоторой ограниченной практике, избегая, впрочем, сложных случаев до полного восстановления собственного здоровья.

На сегодня прием пациентов был окончен.

Как сказано ранее, я наслаждался чтением и горячим чаем, когда в дверь моей квартиры постучали.

Открывая, я тешил себя иллюзией, что это соседям понадобился совет или они решили развлечься беседой. Но, как только я увидел гостя, мои иллюзии развеялись, как дым.

За дверью стоял подъездный домовой.

Вообще-то в столице домовых много, официально числятся помощниками дворников. Не знаю, тяга ли восточных людей к кумовству и землячеству тому виной, или какая другая есть причина, но большая часть домовых – приезжие. Домовой, поддерживающий порядок в нашей парадной, – не исключение, его зовут Ильдар и родом он из степей Прикаспия. Существо это небольшого роста, не более метра. Имея хлипкое сложение и безобразную осанку, домовые избегают людей. Ильдар старается выполнять свои обязанности по поддержанию порядка в парадной по ночам, когда жильцы спят и не могут его увидеть.

И вот это в высшей степени нелюдимое существо стучит в дверь моей квартиры. Не нужно обладать особым умом, чтобы понять причину, объясняющую подобное поведение, – мои услуги понадобились кому-то из нежити. Да не просто кому-то, а тому, кто не дружит с птицами, иначе пациент мог бы воспользоваться почтовой службой, что, несомненно, быстрее и связано с меньшими хлопотами, нежели привлечение домового к роли вестника.

– Кто болен?

Домовой опешил и испугано загукал. Цепь моих рассуждений была ему недоступна.

Я почувствовал некоторое удовольствие от ощущения интеллектуального превосходства и тотчас устыдился своего чувства. Действительно, как можно состязаться в уме с домовым? Это дает знать о себе комплекс неполноценности, сформировавшийся у меня после столкновения с подлой ведьмой!

Домовые – существа, конечно, недалекие, но очень сенситивные. Они превосходно улавливают малейшие оттенки настроения собеседника.

– Доктора ждут внизу, это срочно, – домовой чувствовал, что я безопасен, но по привычке кратко сформулировал мысль, а выполнив поручение, тут же отвел мой взгляд.

Зная из опыта, что пытаться увидеть домового, когда он этого не хочет и отводит человеку глаза – занятие неблагодарное, я вернулся в квартиру и принялся собираться на вызов.

Сборы не отняли много времени. Первым делом я выпил лекарство. В этом не было бы нужды, оставайся я дома. Но вызов к пациенту требовал мобилизации всех моих еще до конца не восстановленных сил. Профессионал обязан гарантировать пациенту достаток сил и средств, имеющихся в арсенале доктора и необходимых для оказания помощи.

Затем я переоделся в удобную одежду. Основатель нашего цеха великий Гиппократ наказал врачу носить одежду простую, но достойную и опрятную, дабы самим видом своим врач подвигал больного на благочестивые размышления. Я накинул непромокаемый широкий плащ с капюшоном из тех, что носят капитаны норвежских торговых судов. Взял свой уже несколько немодный, но горячо любимый врачебный саквояж. Я имею одну слабость – не могу расстаться со старыми, надежными вещами. С ними так много связано! Мне кажется, что само наличие в моей руке врачебного саквояжа придает мне дополнительные жизненные силы. Проверил запас денег в кошельке. Ведь неизвестно, кто за мной приехал и как удастся договориться насчет обратного пути. На дворе стояла ненастная погода, время было ночное, я знал, что нахожусь в плохой форме, и хотел быть уверенным в своем благополучном возвращении домой. Оружие я решил не брать, ограничился зонтом-тростью.

Должным образом экипированный, я вышел на улицу.

II

В переулке стоял крытый экипаж, запряженный четверкой великолепных лошадей. На козлах сидел громадный кучер столь важного вида, что можно было подумать – он из княжеского двора. Поражал вид богатейшей ливреи, проглядывающей из-под распахнутого плаща. На ней недвусмысленно в свете Селены вспыхивали мрачным огнем настоящие самоцветы, словно говоря неосторожному: «Остановись! Подумай, какое высочайшее положение должны занимать в обществе хозяева эдакого кучера!».

Я становился, лишенный дара речи. Но нет, не показная роскошь удивила меня, бывал я во дворцах восточных деспотов, где в гигантских аквариумах плавали ценимые много дороже золота ран-чу, чья стоимость лишь подчеркивалась крупными бриллиантами, вживленными в тела драгоценных рыб.

Личность сопровождающего карету была намного удивительнее! Всадник Аничкина моста из знаменитой четверки Клодта гарцевал вокруг экипажа. Он был безумно красив той античной мощью и первозданной животной грацией, что, увы, навсегда утеряны цивилизованными людьми.