Где-то возле Восточных ворот послышался стук тележки. Что же она не идет? А вдруг с ней что-нибудь случилось? Военные машины стали все чаще ездить по ночам, французы носятся как угорелые, им на все теперь наплевать! Она могла встретить по дороге и пьяных японских солдат… Он подождет еще немного, и, если она не придет, надо идти искать! Ну что за взбалмошная девчонка! Пусть только явится — он ей покажет! Ушла куда-то и даже соседям ничего не сказала!

Огонь в очаге догорел, порывистый ветер свистел в щелях окна, и вскоре у Ты от холода по всему телу побежали мурашки. Он снова присел у очага, развел огонь, поставил на таганок чайник, да так и остался сидеть на корточках у огня.

…Кажется, Бить! Ты прислушался. Когда же на лестнице явственно послышался торопливый стук деревянных сандалий, все его тревоги, недовольство, раздражение точно ветром сдуло. Он пытался сделать недовольную мину, но при звуке осторожных шагов на веранде не удержался и пошел навстречу Бить. Холодный ветер ворвался в комнату, Ты поспешно втащил Бить и захлопнул за ней дверь.

— Ты давно вернулся? — спросила Бить, подходя к вешалке и стаскивая с головы косынку. — Небось проголодался? Я еще с того конца переулка заметила свет в окне и обрадовалась, а потом забеспокоилась — боялась, опять будешь шуметь. Вот посмотри, как сердце бьется!

Ты отошел и снова присел у очага.

— Да, у меня совсем характер испортился!

— Ничего подобного! — улыбнулась Бить. — Просто когда я увидела свет, то подумала, что сейчас приду, увижу тебя, вот сердце и забилось как бешеное! Даже смешно!

— Ладно, садись погрейся!

Бить села рядом, стряхивая с волос капли ночной росы.

— Ты уже и рисового отвару приготовил для меня! А я хотела забежать купить что-нибудь на ужин, но побоялась, что и так вернусь слишком поздно. Ну ничего. У нас теперь есть немного денег. Завтра я схожу на рынок и куплю всего.

— Вот как?! Неужто правда?

— Конечно! Завтра я постараюсь найти карпа и сварю рассольник из рыбы.

Ты заулыбался и тут же отвернулся, чтобы скрыть улыбку.

— Мне бы хотелось тушеной говядины.

— Ну что ж, можно и говядины, подумаешь!.. У меня полно денег. Но что с тобой?

Ты вдруг побледнел. Он только сейчас заметил, что Бить напудрена, что на губах у нее яркая помада. О небо! Куда же она ходила? Ты поднялся, отошел от очага и молча повалился на кровать. Бить бросилась к нему:

— Боже мой, что с тобой?

Он вскочил, схватил ее за плечи и стал яростно трясти. Лицо его исказилось от боли.

— Откуда у тебя деньги? Где ты их достала? — рычал он. — Куда ты ходила?

Расширенные от страха и удивления глаза Бить сверкнули вдруг вызовом, обидой и злостью.

— Ну что ж, избей меня! Можешь даже убить!

Ты уже занес руку, чтобы ударить по этой напудренной щеке, но рука бессильно опустилась, и он вскрикнул. Острая боль, словно ножом, пронзила его грудь. Ты упал на кровать.

— Ты! Родной мой! — Бить обняла его за плечи.

Ты не шевелился, он лежал, уткнув лицо в ладони.

— Прости… — проговорил наконец он. — Ты ни в чем не виновата. Иди поешь, ты ведь голодная. Там в кошелке я кое-что принес тебе.

— Родной… — Бить уронила голову ему на грудь и зарыдала, не в силах больше произнести ни слова.

Ты сел на кровать, ласково погладил Бить по голове. Разве он может ее упрекать. Но как больно, как невыносимо больно все это! В горле комом стояли слезы. Широко раскрытые, сухие, горячие глаза его незряче уставились в пустоту.

Бить подняла голову, утирая слезы:

— Поешь со мной.

— Ты ешь, я уже ужинал.

— Нет, давай посидим рядом, я должна сказать тебе, откуда у нас эти деньги. Я ведь продала твои книги по японской и французской живописи…

Бить отвернулась.

— Ты продала книги?!

Она кивнула.

— Иди к огню, а то холодно. И не сердись на меня.

Бить принялась за рисовую похлебку, а Ты бросил в огонь все оставшиеся щепки.

— Надоело все время жаться и экономить, давай хоть раз согреемся как следует! Все-таки великое дело — огонь!

— Смотрите-ка, какой добрый! — улыбнулась Бить. — А как тебе удалось продать картины? Это просто счастье!

— Одно название что продал, вернее сказать, мне подали милостыню! — вздохнув, признался Ты.

— Не говори глупостей! — рассердилась Бить. — Что значит «милостыню»? Эти картины стоят тысячи!

Он благодарно улыбнулся ей и пошутил:

— Ну, разумеется, не меньше тысячи каждая!

— Что с тобой спорить! Мне достаточно того, что у нас есть деньги. Завтра пойду куплю рису, лекарства, нужно еще купить тебе теплое белье и шарф.