– Ну, это было только пару раз, да и то, возможно, человеку скучно и тоскливо было в краю далеком, а написать некому было, вот он мне письмецо и соорудил, – смущенно произнес Зазнаев. У него был приятный мягкий баритон. «Интересно, а он поет? С таким голосом, вероятно, можно блистать не только на домашних концертах», – совсем не к месту мелькнуло в голове у Петра. А вслух добавил:

– Может и так, но мне кажется, что если бы фигура следователя вызывала неприязнь, то тогда даже при очень большой тоске писать не стали бы.

– Не знаю, возможно. А Вы тоже мечтаете о карьере следователя?

– Да, мне кажется, что для юриста это лучший путь профессионального становления.

– Ну, хорошо, коллега, постараюсь Вас научить всему, что постиг за это время сам.

Так начались будни молодого юриста в должности кандидата на судебные должности Петра Андреевича Железманова. Судебные уставы 1864 года вводили эту должность, предполагая формирование своеобразного института стажировки для молодых специалистов с дипломом, но без опыты работы, однако при этом не оговаривая, что именно входит в обязанности этого стажера. На практике это обозначало существование в режиме известного русского выражения «быть на подхвате». В этом плане статус новичка Железманова был даже менее стабилен и понятен, чем у кота Василия, обитавшего в коридорах первого этажа суда. Обычный дворовый полосатик с традиционной русской кличкой Василий (вот кто объяснит, почему в России котов традиционно кличут Васьками?) каждодневно возлежал на подоконнике недалеко от швейцарской-дворницкой. Никому в голову не приходило прогонять его, ибо по негласной договоренности между кошками и людьми, заключенной еще в стародавние времена, обязанностью Василия было ловить мышей и крыс, которые вздумают изучать судейские бумаги (ох и прожорливые эти хвостатые гады, только чуть зазевайся – сожрут важный документ в деле). Поэтому хоть и не было предусмотрено в калькуляции, но дворникам даже выдавали какие-то копейки на покупку молока для зверя. Тот тоже старался блюсти договор, ловя грызунов, но делал это преимущественно ночью, а днем дремал на подоконнике рядом с дворницкой или в самом торце здания, где находились кабинеты следователей. На этом фоне стажер Петр Андреевич вел существование самое беспокойное: все рутинное и срочное, там, где не надо было особого опыта, но нужно было терпение и время, валилось на него. Нет, никому в голову не пришло бы приказать молодому сотруднику мыть мраморную лестницу, которая ведет на второй этаж, на это дворники есть. А на Петра Андреевича валились все то, что не успевали сделать следователи и прокуроры: переписка набело постановлений и заключений, сшивание дел, подбор материалов в архиве суда. Впрочем, с наставником ему повезло. Тот не просто разгружал себя от рутинной работы за счет новичка, но не ленился рассказывать, объяснять, показывать, охотно брал с собой на место происшествия (с одной стороны, поможет протокол осмотра составить, с другой – поучится, как это нужно делать), позволял присутствовать на допросах, в том числе и в тюремном замке, даже предлагал высказывать собственное мнение о возникающих версиях. Не забывал напомнить об интересных судебных заседаниях, которые стоит посетить, даже ограничивая в этих случаях объем рутинной работы. Словом, учил быть СЛЕДОВАТЕЛЕМ.

По прошествии года Петр Андреевич уже не чувствовал себя щенком, которого бросили в воду с целью научить в один присест плавать. Железманов уже многое понимал и знал из своего практического участия в следственной работе. Ему пришлось участвовать и в раскрытии грабежей, краж, мошенничества, подделки ценных бумаг. От своего наставника он и усвоил некоторые непреложные нравственные истины следственной профессии: всегда и все проверять до последней мелочи, не стремиться быстро закрыть дело при появлении первого подозреваемого, смотреть на людей, оказавшихся в орбите следственных действий, беспристрастно, невзирая на чины и звания. Надо сказать, что, несмотря на разницу в возрасте и опыте, мужчины быстро подружились. Оба были образованны, начитанны, любили как отечественную литературу (Чехова, Толстого, Тургенева), так и зарубежную, включая Мольера и Жюль Верна. Кроме того, оба были людьми творческими и даже были на короткой ноге с музами. Петр не ошибся, когда оценивал голос своего наставника, тот действительно был обладателем красивого баритона, любил исполнять романсы и песни, проникновенно передавая самую суть произведения, сам аккомпанировал себе на гитаре. Петр не пел, но хорошую музыку любил, а еще любил рисовать. В детстве он даже дополнительно брал уроки рисования и сейчас, когда следовательская судьба проявляла благосклонность и не приходилось вместо воскресного отдыха выезжать на место происшествия и разбираться в подробностях пьяных драк, Петр брал мольберт и шел в город писать с натуры. Надо сказать, что в этом плане дореволюционная Рязань радовала художника-любителя. Здесь было чем любоваться и что писать: вид на кремль со старинным собором и стройной колокольней, вид на заливные луга, а также некоторые городские здания вполне заслуживали кисти художника – деревянное здание летней городской Думы в городском парке, здание Дворянского собрания, а также здание Первой мужской гимназии. Очень Петру нравилось здание епархиального училища с нарядным крыльцом и уютным парком, но написать его не удавалось, так как от города здание было отгорожено красивой оградой, а стоять на узеньком тротуаре с мольбертом было совсем неудобно. Словом, со своим новым статусом и местом жительства Петр Андреевич вполне освоился и обвыкся. В Тверь шли полные оптимизма письма, где с восторгом описывался и сам город («право, не хуже нашей Твери, только нет такой широкой реки»), и люди, с которыми свело место службы («с моим наставником Иваном Васильевичем мы даже иногда проводим воскресные вечера, благо живем на соседних улицах, я на Абрамовской, а он на Введенской, он приятнейший и очень знающих человек, у него есть чему поучиться»).

***

20 июля 1907 года Железманов пришел на службу как обычно за 15 минут до начала присутственного времени. Петр никогда не опаздывал, благо тогда Рязань не знала пробок, а идти с Абрамовской до Астраханской всего 15 минут. Подойдя к зданию суда, Петр потянул на себя тяжелые дубовые двери и прошел в холл. Там под толстыми стенами царила прохлада, летний зной не проникал сюда даже в самую сильную жару. Железманов автоматически свернул налево, перепрыгнул небольшую лестницу, которая вела в левое крыло здания, и пошел по коридору. В самом конце на подоконнике устроился Василий. Он честно отстоял ночную вахту, поймав весьма наглую мышь, и теперь довольный пристраивался поспать покрепче и подольше. Петр задержался на минутку, чтобы поздороваться с неофициальным сотрудником и почесать его за ушком. Приветствия были приняты благосклонно и оценены громким урчанием. После этого и рабочий день начинать приятнее. Сегодня Петру надо было закончить одну важную и срочную работу: по материалам уголовного дела составить проект обвинительного акта, который потом будет прочитан Зазнаевым, и если нареканий не будет, то можно будет переписывать набело, подшивать дело и передавать прокурору для рассмотрения в судебном заседании. Сроки поджимали (они и тогда довлели над следователями), поэтому прохлаждаться Петр был не намерен. Он прошел в кабинет и погрузился в работу. Он так увлекся ею, что даже не осознал, что работает в кабинете один: его друг, наставник следователь Зазнаев Иван Васильевич в служебном кабинете в положенный час не появился.

Зазнаева еще ночью вызвали «на труп». Вызов пришел в лице полицейского урядника из села Солотча. Урядник – один из низших чинов дореволюционной полиции. По своему статусу и полномочиям он может быть сопоставим с современным участковым. Согласно законам урядник должен был «охранять общественное спокойствие и следить за проявлением каких бы то ни было действий и толков, направленных против правительства, власти и общественного порядка». А еще на полицейском уряднике лежали обязанности контролировать, чтобы население не нарушало санитарные и противопожарные нормы.

Полицейский урядник из Солотчи приехал в Рязань в шесть утра и сразу отправился в окружной суд, где дворник подсказал, как найти квартиру господина следователя. Строго говоря, Солотча не входила в участок Зазнаева, так как располагалась за пределами города. Это был участок другого следователя, но тот уехал на две недели в отпуск к родне и поэтому все происшествия в беспризорном участке ложились на плечи Ивана Васильевича. Начальство вначале даже подумало, чтобы молодого кандидата на судебные должности назначить «врид» (временно исполняющим должность), но потом решили не спешить, рассудив, что Железманов и так разгружает следователя Зазнаева.

Ночному вызову Иван Васильевич не удивился – дело привычное. Только уточнил:

– Кого убили?

– Да гувернера из дома Сабанеевых, Григория Ведрова, дворник Василий Жуков его спьяну зарезал.

– Так что, убийца уже найден? – удивился следователь, впрочем, не сильно, в его практике такое бывало не раз: часто по своему умственному развитию преступник оказывался настолько неразвит, что оставлял кучу улик, позволяющих изобличить его без особого труда даже непрофессионалам. Именно в силу этого обстоятельства и «горящего» по срокам обвинительного акта, который он попросил составить Железманова, Иван Васильевич решил не тревожить по этому поводу молодого стажера и поехал в Солотчу один. Путь был не то чтобы дальний (чуть больше 20 верст), а хлопотный: лежал через Оку (в Рязани Ока проходит не через городскую черту, а течет чуть поодаль). Постоянного и устойчивого моста тогда в помине не было, оба берега связывал понтонный мост, который периодически сводился к одному из берегов, чтобы пропустить суда. Потом дорога лежала по открытому полю (хорошо, что рано утром вызвали – пока не наступило дневное пекло) и только уже почти у самой Солотчи начинался хвойный сосновый лес, легкие наполнялись изумительным ароматом хвои и смолы, а взор начинали ласкать ряды высоких стройных сосен. Пока ехали, Зазнаев с попутчиками – урядником и полицейским медиком болтали на отвлеченные темы, о происшествии не говорили намеренно. Во-первых, еще успеют, во-вторых, зачем обсуждать то, чего пока не видели?

Дом Сабанеевых находился почти в середине длинного села. Труп гувернера Ведрова нашли на заднем дворе. Тело лежало на спине, раскинув руки, мертвец смотрел застывшими глазами в безоблачное небо, на груди у него расплывалось красное пятно. Рядом находилось несколько пеньков – когда-то здесь спилили компанию небольших сосенок. Один пенек был повыше, два поменьше. Получилась классическая площадка для «разговора по душам». Причем на пеньке были даже следы этого разговора – пустой штоф с водкой, куски хлеба, пара огурцов и даже огрызок колбасы.