Шрифт:
Коста присел, запустив руки в монеты. Перебирая их пальцами…
Откуда у него столько? Мысль пришла и тут же ушла, как будто её кто-то небрежно смахнул.
«Не важно откуда, главное — это всё твое! Разве не нравится? Денег хватит… можно купить всё, позволить всё… Можно не работать больше ни одного дня в жизни…» — нашептывал голос в голове.
Не работать?
Коста замер.
Не работать, значит не рисовать? Значит, не брать в руки кисти? Значит, все время считать эти кругляши, беспокоится, чтобы их не украли… чтобы за них его не убили? Зачем ему фениксы, если он не сможет рисовать?
И ему не нужно столько…ему… ему… на аренду лавки хватит тридцати, ему вообще это не нужно…
Иллюзия дрогнула, пошла рябью и — исчезла.
— Сбросил. Деньги его не интересуют. Вводные данные для следующей иллюзии, сир.
Коста
Он сидел в кресле. Огромный кабинет напоминал тот, что он уже видел когда-то, только он никак не мог вспомнить — где.
Коста видел свои руки — пальцы, унизанные кольцами. Край тонкого серебряного шитья на манжетах, документы перед ним — на большом полукруглом столе, и… людей. Десяток людей, стоящих перед ним коленях, склонив головы.
«Приказывай, — прошептал голос в голове. — И они — подчинятся. У тебя сотни вассалов, и каждый ждет одного твоего слова, готов повиноваться одному движению твоего пальца… Накажи или помилуй, унизь или возвысь… Приказывай и тебе повинуются…Это — твой клан. И они все в твоей власти».
Коста взмахнул рукой, и люди рухнули вниз, коснувшись лбами пола и — замерли: «Приказывайте, господин! Приказывайте, господин! Приказывайте, господин!»
Приказывайте? Кому он должен приказывать? Почему он должен приказывать? Зачем он должен приказывать?
Если они все — его — их надо содержать! Их надо кормить! А это фениксы! Что он будет делать с таким количеством людей?
Он не хочет приказывать. Он не хочет клан. Он вообще ничего не хочет!
Иллюзия дрогнула, мгновенно меняясь на другую.
Ему рукоплескали.
Белоснежный амфитеатр колоннами подпирал голубое небо. Знамена реяли на горячем пустынном ветру, толпа кричала, свистела и неистовствовала, чествуя его.
Он — победил.
На арене, очерченной в круг на сотню шагов, у его ног лежал воин лицом вниз. И Коста знал, что это его плетения нанесли раны, которые станут смертельными.
И знал, что здесь — в этом кругу — в этом амфитеатре, под этими голубыми небесами — нет никого, кто сравнился бы с ним в силе.
«У тебя десятый круг, – нашептывал голос в ухо. – Ты всего достиг сам. Ты долго тренировался. Теперь ты можешь вызвать любого Главу и победить… Тебя ждет слава, почет, и заслуженная награда… Ты — лучший, ты — сильнейший, ты — непобедимый…»
Коста ошалело крутил головой, оглушенный криками и свистом толпы, от которых закладывало уши. Воин впереди перестал шевелиться — и Коста заорал: «Целителя!!! Лекаря!!! Целителя!!!» и бросился вперед, но его голос потонул в общем шуме — публика продолжала рукоплескать в исступлении.
Он пытался перевернуть воина на спину, пытался плести, пытался сложить чары — самые простые, какие помнил, но узлы не ложились, нити рассыпались искрами…
У него же десятый круг! Десятый! Так почему же у него не выходит… почему он не умеет… И почему…
Амфитеатр пошел рябью, стираясь на глазах, и подернулся туманной дымкой.
– Великолепно. Вы — великолепны. Вы — гений сир. Со времен Исхода кланы не дарили миру такого Мастера, как вы… Картина — уникальна… Господа!
Коста — раздувался от гордости.
Картина, высотой в два его роста, на стене — поражала воображение. Он знал, что она — прекрасна, и что она — нарисована им, но никак не мог рассмотреть, что на ней… А ведь это важно… Если он нарисовал, это — важно…
«Не важно, — прошелестел голос на ухо. — Совершенно не важно, что там. Важно, что её нарисовал ты — величайший Мастер всех времен и поколений, она наполнена силой, изяществом и признана лучшим произведением четырех Искусств за последние десять стозимий… Мастер, перед которым склонили головы все, заслуживает только уважения и похвал…Ты заслужил это… »