Он любил работать в спокойной обстановке, но совершенно не переносил неуютного одиночества в часы отдыха.

— Если бы в такие минуты рядом со мной была крошка Тхюи! — вслух подумал Дорис, он сидел, подперев рукой подбородок, и вопросительно смотрел на Тхюи.

— Что вы сказали, господин майор? — Тхюи инстинктивно поняла, что наступил тот самый удобный случай.

— Что я сказал? Ах, да… — Дорис переменил позу, не отрывая взгляда от лица Тхюи. Какие у нее длинные, загнутые ресницы, какой загадочный огонь таится в глубине глаз! — Я сказал, что иногда человеку становится нестерпимо собственное одиночество. Если бы ты согласилась…

— А вы, господин майор, разве живете один?

— Конечно. И живу и работаю в одном и том же помещении.

Тхюи вспомнила наставления тетушки Ти. «Никогда не забывай, что Дорис — майор разведывательного управления. Нетрудно предположить, что майор догадывается, что кому-нибудь — тебе или кому-то другому — поручено следить за ним, но он делает вид, что не знает об этом, — более того, он даже предоставит тебе возможность действовать спокойно… До поры до времени, конечно, а потом ты окажешься в ловушке. Нужно всегда быть начеку…»

Да, он человек непростой, этот Дорис, что сидит сейчас рядом с ней…

Тхюи хорошо помнила все, чему учила ее тетушка Ти. Кхиет, где ты? Если бы в трудную минуту ты снова пришел на помощь…

На лбу Тхюи выступили капельки пота. Она посмотрела на Дориса внимательным, изучающим взглядом и сказала нерешительно:

— Я могла бы заглядывать к вам иногда на минутку-другую. Я не вижу в этом ничего дурного… Но… но ведь у вас военное учреждение, а я — вьетнамка: боюсь, мне не совсем удобно появляться там… Право, неудобно…

— Почему? Вовсе нет! — Дорис сделал жест, словно речь шла о совсем пустячном деле. — Я живу очень просто, как и вообще все американцы. Кстати, в нашей гостинице работает много вьетнамцев, мы с ними свободно общаемся.

Уже давно не только Тхюи, но и многие другие знали, что в этой «американской» гостинице работает немало вьетнамцев. Это были люди, выполняющие специальные задания американцев, их постоянные агенты. Они были еще более осмотрительными, чем их хозяева. Продажные людишки: достойные всяческого презрения, они зачастую выступают в роли учителей, по нескольку часов в неделю чему-то обучая американцев в каких-то частных школах, некоторые из них работают в торговых фирмах. Иногда в гостинице появляются бросившие учебу студентики, они заводят знакомства среди американцев и постепенно тоже приобщаются к делу. Они постоянно торчат в кафе, в барах — везде, где собираются люди. Иногда агенты одеваются щегольски, привлекая внимание экстравагантной одеждой, иногда, напротив, принимают вид оборванцев, одеваются нарочито небрежно и бедно… Эти типы вынюхивают и выслеживают не хуже собак-ищеек, добывая для хозяев информацию разного рода.

Тхюи набралась смелости:

— Тогда я как-нибудь загляну к вам, господин майор…

Дорис крепко обнял Тхюи за плечи, и глаза его заблестели.

— Ты это серьезно говоришь? Не обманешь?

— Конечно, серьезно, потому что у меня тоже бывают моменты… бывают моменты, когда…

— Бывают моменты, когда?.. Почему ты не договариваешь?

Дорис нетерпеливо потряс Тхюи за плечо. В эту минуту он показался Тхюи даже помолодевшим. Но она молчала, словно боясь выдать свои чувства, словно не решаясь сказать того, о чем думает.

— Бывают моменты, когда мне недостает… вас, господин майор… Иногда я тоже чувствую себя ужасно одинокой, беззащитной…

И тут Тхюи похолодела от ужаса. Что она наделала?! Но назад пути нет: она должна выдержать и это испытание. Иногда все решается в какие-то доли секунды, надо уметь использовать момент, не упустить инициативу.

Дорис продолжал смотреть на Тхюи настороженным, изучающим взглядом. Его сплетенные руки спокойно лежали на столе. «Как чистосердечно, искренне она это сказала, — подумал он, — будто никогда никого не обманывала… и обмануть ее просто грех. Если бы то же самое сказала любая другая девица из бара, меня бы это ничуть не взволновало. Но она… Она — совсем другое дело. Неужели она говорит то, что думает? Однако ведь лицо — зеркало души, а на ее лице все написано…»

— Тхюи, мы сейчас же поедем ко мне в гостиницу, — сказал вдруг Дорис решительным тоном, доставая карманные часы и ключ.

— Сейчас? О, это невозможно! — Тхюи вздрогнула и покачала головой. — Уже поздно. В следующий раз, ладно?

Дорис убрал часы в карман, сказал разочарованно:

— Стало быть, ты не хочешь сделать мне приятное?

В его голосе появились требовательные нотки, в глазах блеснули нетерпеливые огоньки.

Тхюи отвела взгляд от его лица и прошептала в отчаянии:

— Нет, вы неправильно меня поняли, господин майор, — она старалась говорить мягко, — просто я боюсь, что обо мне будут беспокоиться дома, я ведь не предупредила заранее…

Дорис повертел в руках спичечный коробок и посмотрел прямо в глаза Тхюи.

Тхюи вспыхнула. Еще немного — и она бы не выдержала взгляда Дориса, холодного и настороженного. Никогда еще он не смотрел на нее так. У Тхюи вдруг появилось чувство, что Дорис прочитал ее мысли, что он видит ее насквозь, и слова, которые она только что слышала, сказал не он, а какой-то другой Дорис, вовсе не тот, что сидит рядом с нею. И в самом деле, рядом с нею совсем незнакомый человек со злыми, насмешливыми огоньками в глазах, под его изучающим взглядом Тхюи стало жутко, она словно почувствовала дыхание смерти… Но она выдержала этот взгляд, продолжая спокойно сидеть на своем месте и убеждая себя: надо быть как можно спокойнее, надо сохранять самообладание… Какое тяжелое молчание, какое ужасное напряжение…