Однажды в дверь учителя каллиграфии постучался новый ученик.
К чему приведёт любовь к искусству красивого письма?
Это случилось поздней осенью, на изломе ноября, когда начали вызревать клёны.
Там, под раскидистыми рыжими деревьями, я встретила лису с ледяным колокольчиком в зубах.
На следующий день пошёл снег, и листья осыпались ржавой кровью леса. Сезон любования клёнами закончился необыкновенно рано в том году.
***
Я окунула кисть в рыжую тушь и вывела старый китайский иероглиф «лис».
Это была учительская рыжая тушь, густая, яркая, и цветом она походила на лоснящуюся лисью шкурку. Несмотря на то, что такова древняя традиция, редко кто из японцев в наши дни владеет искусством каллиграфии. Культурное наследие предков требует времени и терпения, а то и другое у современного человека всегда в дефиците.
Пару лет назад, получив третий дан и милостивое разрешение главы федерации, в местной младшей школе я арендовала небольшое помещение, где устроила дополнительные занятия по каллиграфии. Увы, особой популярности среди учеников они не обрели, и моё благосостояние по-прежнему оставляло желать лучшего.
Итак, иероглиф «лис». В повседневной жизни он уже почти не используется: большинство предпочитает сухости иероглифических линий мягкость и простоту слоговых азбук. Сперва я вывела иероглиф аккуратно, по-ученически медленно, тщательно соблюдая строгие требования устава.
Потом взяла чистый лист рисовой бумаги и слитным движением полускорописи, не отрывая кисти, сделала иероглиф лёгким и небрежным.
Затем в ход пошла магия скорописи — и новорожденный рыжий иероглиф было уже не узнать, если вы не специалист. Стремительным размашистым росчерком он превратился в натуральную картинку лиса с длинным хвостом из оранжевых капель.
Я молча уставилась на эту картинку, застыв с кистью в руке. Вышло необыкновенно хорошо. В краткий миг абсолютной незамутненности сознания словно некий дух вошёл в меня и помог добиться совершенства. С таким мастерством, чем черт не шутит, может мне и удастся в будущем году с первого раза сдать экзамен на четвертый дан — подвиг, который на моей памяти ещё никому не удавалось совершить.
Я долго сидела в сэйдза (1) и неотрывно смотрела на иероглиф, вымытая изнутри нахлынувшим ощущением чистоты. Это было похоже на медитацию. После, тщательно прополоскав кисти в теплой воде, я подвесила их для просыхания и отправилась спать.
Случайно брошенный в окно взгляд мой пронзил полную луну, похожую на огромную каплю разлитого в небе масла.
Наутро я проснулась позднее обычного и обнаружила на лисьем листе вопрос: «Кто ты?», написанный чужим почерком.
***
В этом огромном городе фальшивых улыбок и одиночества так редко обращают внимание на ваше существование.
Поэтому, когда кто-то осторожно постучал в дверь класса, я нацепила на лицо всегдашнее благожелательное выражение и приготовилась к очередной пустопорожней и чертовски вежливой беседе.
Это произошло в апреле, когда отцветала сакура и начинался новый учебный год. Цветущие ветви легонько стучали в окно, и казалось — мир до краев заполнен ажурно-розовой пеной лепестков.
Те, у кого не было возможности любоваться красотою в приличных местах, стекались в бесплатные городские парки. Там, прямо вокруг нежных розовых деревьев, студенты и мелкие офисные служащие сидели на синих клеенках и пили дешевое баночное пиво.
Современные сакуры — слабые, выведенные в результате искусственного скрещивания сорта. Такая нагрузка на корни вредит им и существенно укорачивает их век. Но то были люди, привыкшие потреблять красоту под пиво или, лучше сказать, как пиво.
— Мать говорит, у меня ужасный почерк, — широко улыбаясь, с порога заявил просунувший голову в дверь старшеклассник. — Возможно, каллиграфия это исправит.
Я вытаращила на него глаза, пораженная вопиюще неформальным началом разговора, а также возрастом говорившего.
Обычно моими учениками становились дети из младших классов, но никак не будущие выпускники. Мои уроки помогали им сформировать базовые навыки письма и понять основные принципы написания и пропорции иероглифов.
Однако, в больших компаниях особо важные письма до сих пор писались от руки, и тут хороший почерк становился уже вопросом престижа. Если семья этого старшеклассника — состоятельные и влиятельные люди, они обязательно задумаются о таких нетривиальных признаках высокого статуса. Возможно, поэтому он здесь.
Прежде чем я успела ответить, в беседу вмешалась стихия. Визгливо взвыли мобильники, стоявшие на неизменно беззвучном режиме — дабы никого, не дай Бог, не побеспокоить случайным уведомлением.
Через пару мгновений началось землетрясение. Привычно, но каждый раз неожиданно. Я механически отметила про себя, что толчки на сей раз и впрямь опасные: раскачивание происходило не в горизонтальной, а в вертикальной плоскости, резко, и скорость его всё нарастала.
Примерно раз в сто лет в Токио случается ужасающее по своим последствиям землетрясение, и последние годы ученые как раз пророчили такую катастрофу. Толпы иностранных туристов, каждый год съезжающихся на ханами (2), имели идиллические, взращенные аниме представления о японской природе, и не подозревая, какой жестокой она может быть.