– Ну да, ну да. Я тоже заботилась о своих лабораторных мышах – они приносили пользу.

Ещё пару лет назад она – нейробиолог, занимающийся вопросами сканирования личности и знакомый с нюансами существования разума вне тела – никогда бы не поверила, что город – с виду обычный, с невысокими, немного неказистыми домами и мощёнными булыжником улицами может оказаться живым и разумным. Что улицы и дома он отращивает сам, сам генерирует свет уличных фонарей, тянущихся прямо из земли, и ламп, прорастающих из потолков квартир. Гонит воду по артериям водопроводной системы. И дышит паром, вырывающимся из люков и высоких труб, похожих на заводские. Этот пар плотной пеленой закрывает небо, и в Творецке всегда сумрачно и влажно. И тепло. Творецк любит, когда влажно, темно и тепло.

Сегодня на улице зябко. Видимо, Город направляет свою энергию на что-то большое и важное. Например, отращивает новый дом. А это может означать лишь одно: он подыскал себе нового жителя, почуял его достаточно близко и теперь подманивает, словно гигантская венерина мухоловка, морочит ему голову, заставляя переступить границу, которую можно пересечь лишь в одном направлении…

Сага подошла к приземистому зданию спортзала, и внутри зажёгся тусклый жёлтый свет. Его оказалось достаточно, чтобы из клубящегося пара на противоположной стороне улицы выступили нечёткие очертания растущих из земли стен. А вот и новый дом! Творецк действительно кого-то ждал.

Сейчас будущее здание больше походило на разрушенную заброшку, чем на «недостройку»: неровные кромки, пустые провалы окон – мутными стёклами они затянутся позже, когда стены достигнут нужной высоты, а брешь между их верхними краями зарубцуется крышей. Под землёй что-то глухо заворочалось: город протягивал к новому жилищу коммуникации.

«Заботится, гадина!» – подумала Сага и вошла в спортзал.

– Ещё раз повторяю – и это последний раз – сейчас вы принимаете наше предложение, всё нам рассказываете, и в тюрьме у вас будут лучшие условия из возможных.

Следователь со вздохом потёр переносицу. Он не спал вторые сутки, голова разламывалась от боли, а лампочка на потолке допросной светила раздражающе резко.

Напротив него, с вызывающим видом, закинув щиколотку одной ноги на колено другой, сидела подтянутая смуглая женщина. Ей было хорошо за сорок, и её асимметричная фиолетовая стрижка, и агрессивный тёмный макияж выглядели данью уважения молодёжной моде двадцатилетней давности (следователь помнил ту моду, двадцать лет назад он сам был «молодёжь»). Тяжёлые ботинки с цветными шнурками, штаны в обтяжку, косуха. На запястьях – штук сто разномастных кожаных браслетов, в брови и в носу – пирсинг. На удивление, во всём этом нелепом, не подходящем её возрасту прикиде, она смотрелась вполне органично и даже опасно, словно ядовитая бабочка.

Её толком не оформили после задержания – сразу приволокли в допросную. Оформление будет зависеть от того, пойдёт она на сделку или нет.

– Ни черта я вам не скажу.

Она выгнула широкую, тоже фиолетовую, бровь. Она держалась слишком уверенно и дерзко для человека, которому светит до двадцати пяти лет строгого режима за незаконные допрошивки.

– Вы понимаете… – начал следователь, но осёкся: её настоящего имени выяснить так и не удалось, а погоняло он опять забыл.

– Гейт, – подсказала она.

– Вы понимаете, Гейт, что другого шанса не будет? Вы взяты с поличным, не чипированы… Если хотите остаток жизни сортиры в женской тюрьме драить – я сейчас же провожу вас на оформление и сам заполню все бумаги. Буковка к буковке. Ничего не упущу. Глядишь, и на тридцатник потянет. – Он посмотрел на Гейт уставшими, в сетке красных сосудиков, глазами. – Но я же знаю, код пишете не вы. Если сдадите тех, кто это делает, пойдёте только за соучастие и незаконную деятельность с искусственной комой. Учитывая, что ваши пациенты подписывали согласие, отделаетесь сроком до пяти лет. Не сдадите – все перепрошивки повесим на вас, отдуваться придётся одной. А нейрохакеров ваших рано или поздно всё равно поймаем.

Гейт задумалась. Поболтала ногой, тяжело вздохнула.

– Помните, тринадцать лет назад похитили некоего губернатора? – спросила она. – За него ещё выкуп требовали. А когда заплатили, и губернатор вернулся к работе, его политика в корне переменилась. Помните все эти законы о защите стариков? Тех бесполезных стариков, которых до этого тот же губер предлагал вывозить из городов, едва ли не выкидывать в помойные ямы, чтобы не расходовать на них ценные ресурсы?

– Помню, – следователь насторожился. – Но тогда его вдоль и поперёк просканировали, и факт допрошивок не подтвердился.

– Ах, то есть это он сам вдруг опомнился? Просветление в плену словил и начал грешки свои искупать? – Гейт саркастически хмыкнула. – Вы серьёзно в это верите?

– У нас нет никаких доказательств, чтобы думать иначе.

– А если я вам их предоставлю? Если скажу, что знаю человека, способного на бесшовную допрошивку? И это не свист! Потому что я сама погружала того губернатора в кому, чтобы некий маленький гений вправил ему мозги. Если помогу поймать его? Хотя он, как колобок, не раз уходил и от дедки, и от бабки, и от ваших вислоухих фараонов. Дам вам чёткую наводку, составлю фоторобот, и останется лишь подвазелинить кому надо и ждать, когда они сообщат, что колобок прикатился на пенёк? Тогда проведёте меня только за соучастие?