– Во придурок! – охнул кто-то.

Растолкав толпу, за спиной у старика нарисовалась юная девица со смутно знакомым личиком.

– Извините, профессор. До университета еще три остановки. Я скажу, когда выходить!

Эля усмехнулась с равнодушным сочувствием – наивное доброе дитя, первый курс, наверное.

– Профессор, вы слышите? – настырная барышня потеребила неподвижного Понина за плечо.

Голова на тощей шее развернулась и шуршащий, будто на заезженной пластинке голос прошелестел:

– Контрольные – лаборанту, отработки – к ассистенту, пересдачи – с разрешения декана, опоздавших в аудиторию не допускаю, - Пронин так же замедленно развернулся обратно и снова высунулся в дверь – обзирать следующую остановку.

Троллейбус подкатил к высокому стеклянному зданию университета. Эля подождала за спиной у Понина, пока тот опознает остановку и тяжело сползет со ступеньки, обогнула профессора по широкой дуге – не дай бог, привяжется с разговорами, тогда она точно ничего не успеет. Нырнула в стеклянную дверь. Привычно порадовавшись, что работает на пятом, а не на двенадцатом этаже, затопала наверх мимо как всегда выключенных лифтов.

– Элина Александровна!

Эля внутренне вздохнула. Встреча с деканом в начале рабочего дня – не к добру. Впрочем, в середине и в конце – тоже.

– Как праздники провели? – улыбаясь сладковатой, как запах подгнившей мертвечины, улыбкой, поинтересовался декан.

– Исключительно, - пробормотала Эля, вспоминая затяжной новогодний кошмар. Даже если все минется, и пройдет время – она никогда больше не сможет любить Новый год.

– Рад за вас. Научно-исследовательская часть спрашивает акт внедрения по вашей лаборатории…

– Я им еще в прошлом году… и даже в прошлом веке отдала!

Он на мгновение задумался, оправляя лацканы мышастого костюмчика. Потом до него наконец дошло, что прошлый век был всего неделю назад, и он пару раз сухо хихикнул, словно кашлянул:

– Кха-кха. Смешно. Сходите к ним и разберитесь. Ректор определенно собирается принимать жесткие меры к тем, кто опаздывает с документацией.

Ученым можешь ты не быть, но вот отчет подать обязан. Если НИЧ акты с концами посеяло – мамочки, внедрение КБ ракетного завода делало! Это опять за подписями туда телепаться! Ненавижу!

– В субботу нужны ассистенты на предварительные тестирования. Элина Александровна, вы ведь еще ни разу не участвовали?

– Олег Игоревич, у меня ребенок, - быстро парировала Элина.

– У всех дети. – отрезал декан, походя кивая пробегающему мимо озабоченному молодому преподавателю.

Эля кивнула тоже и сдерживая злость – последнее время ей только и приходится, что сдерживать негативные эмоции, скоро в буддистские монахини податься сможет! – ответила:

– Не у всех детям по пять лет. Ясь не может быть один, а садики в субботу не работают.

– У вас бабушка есть!

– Моя мама полтора года как умерла, - сухо отрезала Эля. – Так что бабушки нет.

Есть, правда, Элина собственная бабушка, Яське приходящаяся прабабушкой, но еще есть две группы слушателей на коммерческих курсах – как раз по субботам. Но вот о них декану знать нельзя ни в коем случае.

– Элина Александровна, университет не только научное, но и воспитательное учреждения, и тот факт, что ваша лаборатория работает сразу по трем зарубежным исследовательским грантам, не позволяют ей уклоняться от контактов с абитурой. Последнее время вы совсем исключили себе из общеуниверситетской жизни. Это крайне нездоровая тенденция.

– Мне так и передать Валерию Васильевичу? – невинно поинтересовалась Эля.

Декан поглядел на нее долгим взглядом и после продолжительно молчания выдал:

– Я с ним сам на эту тему поговорю. – и неся себя с чиновничьей солидностью, двинулся вглубь коридора.

Минуту Эля глядела ему вслед, борясь с почти непреодолимым желанием показать язык в академичную деканскую спину. Ничего подобного ты шефу говорить не станешь. Профессор Савчук, лауреат, заслуженный деятель и другое с прочим, товарищ обидчивый – только намекни ему, что, дескать, плохо работает ваша лаборатория, глядишь, а тебя уже на очередную организованную Савчуком конференцию не пригласили. Статью в совместный с англичанами сборник не взяли, с привезенным Савчуком из Штатов лектором не познакомили. Позорище, однако, выйдет – декан окажется исключенным из научной жизни собственного факультета. А может и на денежки пролететь – на те самые четверть ставки, которые шеф честно выделяет факультетскому начальству из каждого вырванного у богатых «западников» исследовательского гранта. Декан уже небось и сам пожалел, что поддался раздражению, и позволил себе критиковать Савчука «великого и могучего». Теперь трястись будет, как бы Эля шефу не настучала. А она настучит, всенепременно. Правила игры такие – она человек Савчука, а тот должен быть в курсе, какие мнения бытуют в узких деканских массах.

Эля торопливо свернула из холла в полутемный коридор, вытряхнула из портфеля тяжеленную металлическую тубу с ключами, собираясь отпереть лабораторию. И остановилась, только сейчас сообразив, что на бронированной двери уже нет обычной сургучной печати, да и лампочка сигнализации не горит. Вторая пара ключей только у шефа – выходит, Савчук вернулся из Киева? И прямо с поезда поперся на работу? С чего такой трудовой энтузиазм?

Эля перехватила портфель подмышку и обеими руками взялась за длинные дверные ручки. Капитально все-таки пьян был университетский слесарь, когда врезал эти защелки – если ручки поворачивать вниз, они лишь злорадно брякали. Чтоб открыть дверь, их следовало задирать круто вверх, обязательно обе одновременно. Шеф хотел переделать, а потом плюнул. Университетский слесарь – не декан, ему на шефовы международные гранты плевать, фиг он тебе будет что-то переделывать. Но главное, дикие дверные защелки служили идеальным индикатором «свой-чужой». Все «лабораторские» знали, как ими пользоваться, а если снаружи на ручки начинали с лязгом нажимать – то вместе, то попеременно – значит, за дверью топчется очередной жаждущий пересдачи студент, и можно еще подумать, впускать его, или пусть гуляет дальше.