— Костя, что происходит? — спросила Нина, остановившись возле указанного мною дома — длиннющего одноэтажного строения.

Выглядело оно так же, как большинство домов в Чёрном городе: облупившийся фасад, растрескавшиеся оконные рамы, покосившийся навес над крыльцом и крепкая дверь — по летнему времени, впрочем, распахнутая настежь.

— Балансировка, — сказал я и отдал газету Нине. — Читай вот тут, — указал нужную заметку.

Сам вышел размять ноги. Три старухи и сгорбленный старик, лузгающие семечки на скамейке у крыльца, уставились на меня с осторожным любопытством. Нина читала. Я уже пробежал заметку по диагонали, хотя суть её была мне известна заранее. Такой-то такой-то за особые заслуги перед отечеством был удостоен…

Через минуту из распахнутой двери дома мне навстречу вышел Вова. Выглядел он сообразно своим представлениям о хорошем вкусе — примерно так же одевался в театр. Три старухи и старик на скамейке, глядя на то, как мы пожимаем друг другу руки, замерли, не донеся семечки до ртов. А я мысленно вздохнул.

— Ну, знаешь, сиятельство, — покачал головой Вова. — Я уж думал, от разрыва сердца помру. Ты б хоть предупреждал! Я ведь — в душе не чаял. Думал, ты у меня мастерскую выкупить хочешь — а меня перед самим императором поставили! Я уже и с жизнью попрощался. Решил, что прямо там голову отрубят.

— Да за что тебе голову-то рубить, — отмахнулся я.

— Да мало ли, за что! У этих найдётся. Мы — люди маленькие…

— Маленьких людей перед казнью к императору не водят, — назидательно сказал я. — И вообще, прекращай уже — вот это вот «маленькие». Учись мыслить по-новому. И, это… — Я понизил голос. — Надеюсь, ты понимаешь, что в мастерской своей теперь сам работать не сможешь?

— Да уж понял, — так же понизив голос, в тон мне отозвался Вова. — Найму распорядителя, а он пускай работников набирает.

Хлопнула дверца машины. Я обернулся и увидел бледную Нину с газетой в руке.

— Костя… Константин Александрович, — исправилась она, увидев, что я не один, — я не понимаю, что это всё означает?

— Это — не что, это — кто, — сказал я. — Знакомьтесь. Барон Владимир Феофанович Малицкий, мой друг. Княжна Нина Романовна Барятинская, моя двоюродная тетушка.

— Здрасьте, — кивнул Вова.

— Ну, над образом нам ещё придётся поработать, — критически оглядев его, признал я. — Однако самое главное в дворянине — это честное и отважное сердце. И — соответствующая грамота от его величества. Прошу, господин Малицкий, садитесь в экипаж. Поедем радовать вашу невесту.

Нина покачнулась и начала тихо падать в обморок.

После трёх часов дня в Барятино стало тихо. Горничные прибрали и выбросили осколки, не поддающиеся Реконструкции. Нина договорилась, что завтра придёт стекольщик, заказала новую посуду. Плотники должны были явиться уже сегодня — снять мерки с дверных проёмов и заменить половицы, перила и ступени лестницы. А ворота… Ну, скажем откровенно: старые были ворота, выглядели — так себе. Давно пора новые ставить. А то неудобно — такой влиятельный род, а ворота — в Чёрном Городе краше бывают.

Я стоял у окна своей комнаты и вдыхал свежий воздух. Оборачиваться не хотелось. Обугленный остов кровати, дыра в полу, дыра в потолке, письменный стол, сломанный пополам. Навалилось внезапно — вспомнил, как ночевал в районе, который прошлой ночью бомбили…

Послышался стук в дверной косяк.

— Войдите, — сказал я.

Вошли. Обняли меня сзади и ткнулись носом в шею. Всхлипнули.

— Только не надо в меня, пожалуйста, высмаркиваться, — сказал я. — Я и так чувствую себя, как что-то выжатое.

— Костя, ты самый лучший в мире брат, — прошептала Надя.

— Я тебе больше скажу: я — единственный. Не велика конкуренция…

— Да ну тебя. — Надя потёрлась об меня носом — благо, сухим. — Никогда не видела, чтобы дедушка так злился.

— Угу, — подтвердил я. — Как он там?

— Нина всё ещё с ним; говорит, что лучше.

Н-да… И этот человек свистел мне в уши про то, что он, дескать, стареет! Что он уже государственную службу не вывозит. Да когда он меня настиг в этой самой комнате, мне пришлось с ним в полную силу сражаться — чтобы только выжить. Видел бы кто — глазам бы не поверил. Два белых мага из уважаемого рода Барятинских истребляют друг друга чёрной магией. Юсупов бы точно аплодировал стоя.

— Ничего, — сказал я. — Через денёк-другой поостынет — тогда Вова ещё раз приедет.

— Ой, нет-нет, не надо! — испугалась Надя. — Дедушка убьёт Владимира!

— Да не убьёт, — улыбнулся я. — Дед разозлился не на него, а на меня. Перекипит — успокоится.

— А тебя он не убьёт?

— А смысл? — пожал я плечами, насколько это было возможно — Надя, обнимая, прижимала мои руки к бокам.

В глубине дома, пережившего гнев деда, зазвонил телефон. Вскоре в коридоре послышались шаги Китти.