Грей: Четырнадцать, если быть точным - четырнадцать лет, с 36-го года он пропокоился в могиле, потом, после того как по распоряжению барона Османа часть монмартрского кладбища была срыта, его мощи почти столько же времени хранились в дубовом саркофаге на чердаке Дома Воке. А потом он воскрес и нашёл меня.

Холмс: Глагол ВОСКРЕС сильно портит вашу шутку, давайте о нём забудем.

Грей: Это ключевое слово моей биографии.

Холмс: Я больше не могу. Приятного аппетита, джентльмены.

"Должна же быть в этом проклятом доме какая-то дурь!"

Шерлок Холмс грохотал створками и ящиками напыщенного резного буфета. Постучал по стенке подозрительно неглубокой ниши, выявил потайную полость, взломал её перочинным ножом и достал ларчик из чёрного оникса с тонкой позолотой. К его крышке крепились три шнурка, унизанных стеклянными шариками, да ещё с серебряными кисточками на концах. Ярость рационалиста не знала предела: ну, на черта здесь эти побряушки!? Он оторвал их и бросил за диван. Вскрыл шкатулку и увидел внутри остатки гашиша, засохшего, окаменевшего, как подмоченный порох. Отваженный экспериментатор, Холмс выдолбил себе комок величиной с фасолину и рассосал его.

Последнее проглотил, уже шагая по лестнице с твёрдым намерением отыскать архив Мориарти и в полной уверенности, что он где-то на чердаке. Открыл единственную дверь и решительно вошёл в просторную тёмную комнату. Его нога увязла. Он упал в мягкую толщу высокого мха, покрывавшего здесь весь пол и нижнюю часть стен. От тёмного живого ковра исходил вкусный запах леса. Несколько тяжёлых светлячков взлетели из заросли. Самого медлительного поймал ртом крупный ёж и проглотил. Тотчас и без того светлые острия его колючек загорелись переливчатыми огоньками. Превратившись в живую лампу, зверёк по-беличьи, только не так прытко вскарабкался по замшелой ножке на письменный стол, оттуда продолжил свою охоту, хотя больше трёх букашек съесть ему не удалось.

Холмс перевернулся на спину и разглядел свисающие с потолка сталактиты, по которым тоже ползали светлячки. Стены облюбовали улитки, каждая величиной с хомяка. Совсем близко внутри мха что-то встрепенулось и волнообразно поползло к углу, где кустился папоротник и щетинился хвощ, колыхая над собой растения - так могла сделать прячущаяся в траве змея.

Сыщик сел, снова взглянул на стол и заметил невообразимую перемену: вместо одного стула было уже два - один напротив другого. Ёжик занимался своим делом - вскакивал на задние лапы и пытался схватить светляка.

Кое-как Холмс уселся на ближайший стул. На столе перед собой он нашёл листы чистой бумаги и птичье перо, какими писали наши деды. Ещё не подняв глаз, он понял, что с другой стороны на втором стуле сидит другой человек. Его присутствие не пугало, трудно было лишь решиться взглянуть не него в упор, но, сделав это, Холмс испытал окончательное облегчение. Он увидел худощавого брюнета того возраста, в каком человека последний раз называют молодым. Черты лица были тонки и остры, в глазах словно горел природный газ сквозь толстые мелкогранёные линзы синего стекла. Его руки спокойно лежали на краю стола, кисть на кисти. Ёж подкрался понюхать его пальцы, и он ласково погладил зверька по носу.

– Моё почтение, любезнейший!
– заговорил с ним Холмс, - Вы, как я понимаю, тот самый герой, впустивший в своё сердце нож ради того, чтоб Дориан Грей начал новую жизнь? Отрадно, что мой дедуктивный метод действует даже в отношении привидений. ... Знаете, зачем я принимаю наркотики?
– Они отбивают удивление, ощущение нереальности.

– Да, это очень мешает, - тихо ответил призрак, кивая, - Я знаю. Но вам не будет нужды в зельях, если вы перестанете смывать свои сны. Они приучат вас верить...

– И отучат сомневаться! Нет, это не для меня! ... Как я могу принять то, что вам удалось, пробыв двадцать восемь лет мертвецом, вернуться к жизни!? Как такое возможно!?

– Тело есть материя, ансамбль химических соединений, а жизнь - это преходящее свойство вещества, она возникает в подходящих физических условиях и с Божьего благоволения. Земной климат пригоден для жизни, а Бог многомилостив.

– Так, ну, и каков же алгоритм... воскресения?

– Тут главное, чтоб не было лишней жидкости. Я всегда любил воду, как мы часто любим то, к чему не причастны. Не помню, чтоб хоть раз в жизни испытал жажду; вытираясь после купания, вешал почти сухое полотенце. Даже потел я не по-людски, а как стекло, зелень и камни. Зарыли меня чистый солёный песок на пригорке, а сверху положили глину: в ней хорошо растут люпины...

– А умерли-то отчего вы?

– Я замёрз. Не стал топить камин, уснул и не проснулся.