— О часах, ну, вы знаете — о безоблачных часах. — Вы сказали, что у вас они все пасмурные.

Лицо мисс Холбрук побелело.

— Ты хочешь сказать, что выяснил, почему они все… все пасмурные? — спросила она, запнувшись.

— Нет, о нет, этого я и вообразить не могу, — заверил ее Давид, энергично замотав головой. — Просто я понял, как сделать все свои часы солнечными, и вы тоже так можете. Вот и пришел.

— О, — воскликнула мисс Холбрук, и довольно строго сказала:

— Давид! Разве я не просила тебя не вспоминать об этом на каждом шагу?

— Да, я помню, но я кое-чему научился, — настаивал мальчик, — и вам тоже стоит это знать. Понимаете, я правда как-то раз подумал, что среди прекрасных вещей все ваши часы должны быть солнечными. Но теперь я знаю: главное не то, что вокруг, а то, что внутри!

— Ох, Давид, Давид, какой же ты любопытный!

— Но так оно и есть! Дайте, я вам расскажу, — взмолился Давид. — Вы знаете, что мне не нравилось, как я проводил время, пока не наступало четыре, и когда я увидел солнечные часы, очень обрадовался, ведь оказалось, что все это время не считается. Но сегодня они все считались — все, Госпожа Роз! Что-то светило во мне, и от этого все они стали солнечными!

— Поразительно! И что же это было за чудо?

Давид улыбнулся и покачал головой.

— Пока я не могу этого вам сказать словами, но я сыграю. Понимаете, я не всегда могу два раза сыграть песенку из тех, что приходят сами, но именно эту — могу. Она очень долго звучала в моей голове, пока у скрипки не было возможности рассказать мне, что это за песенка, и я вроде как ее выучил. Послушайте! — и он начал играть.

Мелодия действительно была прекрасна, и мисс Холбрук сразу же с готовностью это признала. Но Давид продолжал хмуриться.

— Да, да, — ответил он, — но разве вы не видите? Она рассказывала, как что-то внутри меня сделало все мои часы солнечными. То есть вам тоже нужно найти внутри себя такое, чтобы и ваши тоже осветились. Разве вы не понимаете?

В глазах мисс Холбрук появилось странное выражение.

— Хорошо, что ты сказал мне об этом, Давид, но, знаешь, ты пока не объяснил мне, что же так ярко тебе светит.

Мальчик переменил позу и еще сильнее нахмурился.

— Кажется, я объясняю непонятно, — вздохнул он. — Я не имею в виду ничего особенного. Просто существует что-то. И когда я о нем думаю, у меня получается. Мое «что-то» не сделает ваши часы солнечными, но все же… — мальчик прервался, и в его взгляде появилось счастливое облегчение, — ваше может быть кое в чем похоже на мое. Я представляю, что скоро со мной случится нечто прекрасное. И вы тоже можете так — думать о прекрасном, которое случится с вами.

Мисс Холбрук улыбнулась, но одними губами. Глаза ее потемнели.

— Со мной не случится ничего «прекрасного», — возразила она.

— Но разве не могло бы?

Мисс Холбрук закусила губу, а затем издала странный смешок. Казалось, не случайно ее щеки в тот же момент залились румянцем.

— Когда-то я думала, что это… возможно, — признала она, — но я давно оставила эти мысли. Ничего… не случилось.

— Но вы же просто могли это представить! — настаивал мальчик. — Знаете, вчера я выяснил, что все дело в воображении. Весь день я представлял — только представлял. И ничего такого не делал — просто собирал граблями сено за тележкой, но все мои часы были солнечными.

Теперь мисс Холбрук откровенно рассмеялась.

— Что же ты за упрямец! Маленький психолог-проповедник! — воскликнула она. — И в твоих словах есть доля правды — даже больше, чем ты сам думаешь. Но я не могу, Давид, — это мне недоступно. Чтобы это произошло, нужно больше, чем воображение, — добавила она шепотом, словно самой себе.

— Но воображение может многое, — серьезно сказал Давид. — Вот Джо — Джо Гласпел. Его мама все время на работе, а сам он слепой.

— Слепой? О-ох! — содрогнулась мисс Холбрук.

— Да, и ему приходится сидеть в одиночестве, если не считать Бетти, а та редко бывает дома. Он все для себя воображает. Ему приходится, потому что он ничего не видит обычными глазами. Но он все видит внутренним взглядом — все, что я играю. Да, Госпожа Роз, он даже видел все, что есть здесь. Я рассказал ему, знаете, сразу после того, как нашел вас в первый раз — о больших деревьях и длинных тенях на траве, о розах, блестящей воде и прекрасных мраморных людях, которые подглядывают из-за зеленых листьев, и о солнечных часах, и о том, как вы, такая красивая, сидите здесь посреди этих чудес. И потом я это ему сыграл, а он сказал, что очень ясно все увидел! И только внутренним взглядом! А уж если Джо, запертый в темной комнатушке, может мыслями ощутить эту красоту, я склонен думать, что вы в этом чудесном, чудесном месте можете мысленно ощутить все-все, что только захотите.

Но мисс Холбрук вновь вздохнула и покачала головой.

— Только не это, Давид, не это, — прошептала она. — Чтобы почувствовать это, нужны не просто мысли.

Потом, резко сменив тон, она воскликнула:

— Ну же, давай не будем больше беспокоиться о моих часах! Лучше поговорим о твоих. Расскажи, что ты делал все это время после нашей встречи? Может, ты опять… навещал мистера Джека, например.

— Да, но до последнего раза в основном разговаривал с Джилл.

Давид замялся, а потом выпалил: