Я думаю, что Мелисса тоже была школьницей в фартуке и даже успела какое-то время на практике поработать учительницей в школе. А как она заботилась обо мне, как лечила, когда я заболел! А как обжигала меня холодом, как язвила, когда хотела задеть.

Отчаявшись найти Мелиссу в злачных заведениях, я выбрал другую тактику – бродить там, где посветлее. И вот спустя примерно месяц моих скитаний в поисках Мелиссы я познакомился в переходе метро с одним очень странным типом. Странным – это мягко сказано. Он утверждал, что был крутым ученым, обладателем международных наград, которые давно пропали, думаю, тут уместен глагол «пропиты», завсегдатаем конференций и симпозиумов, получателем грантов, участником эфиров и телемостов, членом-корреспондентом РАН, в конце концов. Мне он больше напомнил члена РАФ, хотя РАФ не более эфемерен для меня, чем РАН или какой-нибудь КСИР.

Говорю вам, самые интересные люди – это бомжи, которые еще не утратили навыки социализации. Уже само наше знакомство произвело на меня неизгладимое впечатление. Нет, конечно, я в переходе встречал и других любопытных типов, вроде чечеточника-чахоточника Чета или обрубка Радия. Кого только не повстречаешь под вечер в длинном переходе, но когда я встретил Алистера, сердце мое дрогнуло, будто я сам выхожу за пределы своего тела…

В тот вечер я как раз засиделся и уже собирался возвращаться к себе в каморку, зайдя перед этим ради чечевичного супа в Столовую номер один. Кстати, я хожу в эту столовую не только потому, что там относительно дешево, а потому, что чувствую себя там номером один.

А еще я, кажется, в тот момент курил и читал статью «Кто зажигает свет в конце туннеля». Это была статья о том, как отмирают клетки мозга и почему некоторые пережившие клиническую смерть видели некий таинственный всеобъемлющий свет. Подзаголовок статьи гласил: «Как ученые дали прикурить верующим». И тут я поднимаю голову и вижу этого прикуривающего долговязого бородатого детину.

– Ты, видать, ученый! Так, может, и мне дашь прикурить? – обратился я к нему.

– Да, – кивнул он, соглашаясь. – Как ты догадался, братишка?

И это его обращение «братишка», – ни «коллега», ни «старик», ни «дружище», а именно «братишка» – делало ситуацию такой комичной, что мы невольно улыбнулись друг другу.

Да, впервые, когда я его увидел, он всего лишь прикуривал. Стоял там себе под сводом перехода и, ссутулившись, прикрывал горящую спичку ладонью, но мне было достаточно. Я понял, что он факелоносец. Революционер. Прометей. Бунтарь из бригады РАФ. Потому что огонь, вспыхнув, озарил углы темного перехода, все выбоины и шрамы на потрескавшихся стенах, за которые я непроизвольно держался. Огонь озарил саму ночь.

А потом он затушил спичку и, откинув назад шевелюру характерным резким движением, прижал голову и лопатки к каменной кладке и медленно начал сползать вниз, словно обтирая и одеждой, и шевелюрой шершавую стену. Я слышал, как трется его плащ о бездушную поверхность, и понял, что ему было тяжело держать спичку, стоять здесь, в темном переходе, тет-а-тет с одиночеством, сжимая застывшими от холода пальцами щепку – последнюю надежду Одиссея, последнее оружие Ноя. Было видно, как он устал, как он измотан бесконечными шатаниями, бесконечными переходами…

Позже, стараясь не отстать от него ни на шаг, я увидел на его плаще пять маленьких колец, расположенных на спине в том же порядке, как олимпийские. А тогда я лишь слышал, как кольца скребутся о стену. И видел, как пальцы атлета сжимают до последнего свое копье – свою маленькую спичку.

Отпуская себя в пропасть, он сполз до конца по стенке, усевшись на пол, но еще долго держал горящую спичку в руках, пока пламя обжигало его грязные длинные ногти. Он по-прежнему не выбрасывал ее, и тогда огонь начал облизывать пальцы, а после третьей или четвертой затяжки склонился к луже и пустил еще не потухшую спичку в одинокое плаванье, словно та – корабль с алыми парусами, а лужа – это море посреди перехода.

Трудно объяснить, но я сразу понял, что он герой, титан. Точнее, я представил себе его таковым, словно его пальцы – пальцы дискобола, вцепившегося в диск солнца из последних сил. Но возможности его не безграничны, пальцы разомкнулись, как порванные звенья цепи, выпуская факел из рук, отправляя спичку в дальнее плаванье.

Этой игры в спички-коробки-корабли, в морской бой, мне было достаточно, чтобы пойти за ним по пятам. Хотя он все еще сидел. Но я знал, что он обязательно поднимется. Встанет и пойдет. Но прежде, чем подняться, ему надо было достичь нужного состояния поражения или озарения.

И чтобы подтолкнуть процесс, я решил задеть этого нищего бомжа в своей обычной задиристой, издевательской манере. Мол, чего ты здесь пытаешься высидеть? Иди уже домой! Подавать здесь больше не будут. Метро закрывается, и даже пьяные ночью стараются перейти улицу поверху.

– А я не ради денег здесь слоняюсь, – оторвав взгляд от спички, посмотрел на меня бомж.

– А ради чего?

– Чтобы проверить одну теорию, – сказал он.

– Какую еще теорию? – Я даже подвинулся поближе, чтобы лучше расслышать. Хотя и вблизи я многое не понял.