Отец никогда не лебезил и не заискивал перед публикой, но мастерски завоевывал любовь и внимание зрителей. К середине концерта он держал в руках весь зал. В атмосфере происходило что-то необыкновенное. Контакт артиста с публикой был мощный. Трудно передать словами это ощущение.

Я думаю, когда есть такой контакт между артистом и зрителем, происходит что-то мистическое в атмосфере. Таинственное. Будто исчезает дистанция между поющим на сцене и людьми в зале, они становятся единым це-

лым. Одной большой энергетической массой. Светлой энергией, любовью. Наверное, в такой момент происходит очищение души, катарсис. И забыть эти переживания невозможно. Я видела такое за свою жизнь только у двух артистов. На концертах папы и когда побывала на выступлении Елены Камбуровой.

На мой взгляд, это и есть глубокое погружение в процесс, в действие, которым ты занимаешься в данный момент. Погружение в песню. И конечно, сочетание таланта, необыкновенного обаяния, харизмы, ума и голоса. Этому, к сожалению, не учат в музыкальных заведениях.

В заключение концерта люди всегда посылали записки на сцену с просьбой исполнить любимую песню. Иногда папа зачитывал их вслух, спрашивал у зрителей, какую песню они хотят услышать. Из зала кричали: «Восточную!» или «Белые крылья!», «Письмо!»

Папа общался с залом легко. Часто шутил, и это всегда имело успех. Люди смеялись и еще больше проникались к нему симпатией. А юмор у отца был хорошо развит от природы, он ведь коренной одессит.

Папа пел песни одну за другой, потом уходил. В конце концов зал аплодировал ему стоя.

Я и сейчас отчетливо вижу эту картину. Большое количество людей в зале стоят и громко хлопают. В дверях тоже толпа людей. Некоторые кричат: «Еще, еще!», «Золото Маккены!»,

«Колдунья!», «Мираж!»

И папа возвращается и снова поет.

На сцене лежат букеты цветов, огромные корзины великолепных роз стоят в ряд. Всё было в цветах! А люди всё несли и несли эту красоту, чтобы выразить свою любовь и признательность. И так на каждом концерте!

После третьего раза папа уходил, и занавес закрывался. Зрители уходили счастливые, довольные. Некоторые из них подходили к гримерной и произносили слова благодарности отцу. Туда посторонних не пускали, и только самым активным и настойчивым удавалось проникнуть за кулисы.

На улице тоже ждали толпы поклонников. Папа давал автографы.

И вот мы едем в гостиницу. Я уже почти сплю, уставшая и перевозбужденная от впечатлений. Сквозь дремоту слышу голоса мамы и папы. Мы подъезжаем, и я чувствую, как сильные руки отца нежно поднимают меня. Хлопает дверь машины, стук каблуков в холле отеля, и мы в номере.

На руках у папы спокойно, уютно и безопасно. Он аккуратно кладет меня на кровать, в полусне я раздеваюсь и залезаю под одеяло. Еще немного папа гладит мне спинку. Он всегда так делал перед сном. Заходил в мою комнату и говорил: «Спокойной ночи, Анжелика. Давай папа спинку погладит».

Засыпая, я слышу разговоры. Стук в дверь. Пришли музыканты. Обычно после концерта папа долго не мог уснуть. И в нашем номере подолгу сидели ребята из коллектива и администратор. Они вместе обсуждали концерт, что было хорошо, а что плохо. Потом играли в преферанс, пока сон не одолевал их.

Мне очень повезло, что я родилась в то время, когда папа был на пике популярности, на вершине своего мастерства. Когда его творческий гений был в самом расцвете. Он был молод и полон сил. Я была свидетелем невероятных концертов, обожания зрителей и той магии, которая происходила в зале во время выступлений отца. И хотя я была маленькой, интуитивно всегда чувствовала, что происходит что-то необыкновенное и очень важное. Всё это я впитала, как губка. И сейчас, когда я стала взрослой и сама выступаю на сцене, мне вспоминаются эти события с трепетом и восхищением.

Когда я работаю над программой, над песней, невольно всплывают слова отца или фрагмент концерта. Я анализирую, как он строил программу и всегда поражаюсь его чутью и профессионализму. Сейчас на сцене всё больше шоу-концерты. А тогда на концерте папы это была магия. Волшебство.

***

Иногда, когда папе предлагали взять в свой репертуар и исполнить новую песню, он просил сначала прислать текст. Отец всегда уделял большое внимание стихам. Если они ему нравились, он соглашался послушать и музыку. Ему достаточно было услышать два-три раза мелодию, чтобы запомнить ее. У папы был абсолютный слух и уникальная музыкальная память. Удивительное понимание слова, того, как и где расставить акценты в песне, чтобы донести смысл произведения, восхищают меня. Когда слушаешь песни папы, всегда создается впечатление, что он поет как говорит. Легко и непринужденно. И ты веришь его словам.