– А нельзя отказаться? – Нелли настойчиво гнёт свою, чисто женскую, линию.

Ей плевать и на Героев, и подвиги.

– Ты соображаешь, что говоришь? – начинаю привычно возмущаться такой недалёкой позицией подруги, – Когда ещё выпадет такой шанс? Оракул последний раз звал, когда мне было десять циклов. И я помню последнего Героя. Как его провожали всем поселением, как долго ждали возвращения. Как дружно ставили очередной постамент… Даже не думай. Я не откажусь!

Нелли молчит, отвернувшись, только поникшие плечики тихонько вздрагивают. Но мужчинам не пристало поддаваться на женские капризы. И я лишь нежно обнимаю её, пытаясь успокоить.

– Говорят, что это не битва, а жертвоприношение, – совсем тихо бормочет она.

Ухмыляюсь на её архаичную дурь. Эти бредни уже давно распускаются слабаками, чтобы оправдать свой животный страх перед неизвестностью. Их слушать, себя не уважать.

– Ну, ты даёшь! – иронично восклицаю, пытаясь отвратить её от мрачных мыслей. – Услышать такое от дочери Падре…

Спать совсем не хочется, учитывая, что совсем скоро, возможно, и так усну навеки, оставив на память о себе лишь холодное, глиняное изваяние. Неожиданно Нелли резко оборачивается и, прижавшись ко мне всем телом, жарко целует…

Пока я примеряю новые доспехи, исповедальник читает молитвы. Ладно хоть не за упокой. Честно говоря, веры во мне нет и на маленький пучок петрушки, но я чту священную традицию многих поколений. Что бы кто ни говорил. Большей частью помалкиваю и лишь иногда – а вдруг? – повторяю за пастором:

– Амен…

Последнее время в оранжерее я уже не работаю, лишь круглосуточно тренируюсь. Кормят, как на убой, и кажется, что за последние дни съел столько же, сколько за всю свою предыдущую полуголодную жизнь.

Новенькие доспехи мне не нравятся – тяжелы, сильно ограничивают движения, в них я становлюсь неповоротливым как улитка. Несколько прошитых слоев мешковины топорщатся складками, мешая свободно двигаться. Шлем из круглого металлического бачка весит добрых пяток килограмм, а сквозь узкие прорези ни чёрта не видно.

– Падре, можно мне без доспехов? Ну, или хотя бы в своих старых, только шлем из скорлупы восстановить, – обращаюсь к исповедальнику, что руководит моим облачением.

– Нет! – излишне резко отвечает он. – Врата откроются только если на Герое надеты латы, похожие на доспехи Первого Рыцаря.

Я лишь вздыхаю. В своих старых-то не сказать, что было удобно сражаться. А в этих, да ещё с таким неуклюжим и совершенно лишним горбом на спине. Повожу плечами. Неудобно-то как. Чёрт!

– Амен…

Иду прощальным кругом по поселению. Ещё один обязательный ритуал. Коридоры узки, а трапы неудобно круты, и в своих громоздких латах, как объевшаяся травой гусеница, еле ползу. Все жители высыпали в коридоры, трогают меня руками, приветственно кричат вслед, а я потею и, почти ничего не видя через шлем, лишь чертыхаюсь про себя. Слава богу, само поселение совсем небольшое и занимает только три яруса жилых палуб да хозяйственный ангар с оранжереями. Говорят, когда-то давным-давно, за сотню циклов назад, имелись свободные проходы и в иные поселения, но Чудовище перекорёжило всё, и только Первый Рыцарь ценой своей жизни смог спасти наш аграрный отсек от полного уничтожения. А теперь я повторял этот путь. На встречу с Чудовищем.

Врата за пределы… Огромные. Без лишних барельефов и украшений. Лишь холодный гладкий пластик. Провожающие все остались за поворотом. Сюда доступ имеют только посвящённые и Герои. Исповедальник хлопает напоследок по плечу и пальцем показывает на дьявольский символ над вратами. Когда он, подхватив полы сутаны, быстро уходит, я жду положенные сто ударов сердца и нажимаю на небольшой рычаг справа. Поддаётся он с трудом. Когда же опускается до упора, сверху вспыхивает оранжевая лампа, подмигивая короткими импульсами, словно приглашает меня войти в распахнувшуюся створку. И я делаю осторожный шаг. Другой. Оказываюсь в совсем небольшом помещении. Тот же ровный пластик стен, а впереди ещё одни врата. Последние. И гораздо массивнее первых. Голый металл. Через такие ни одна тварь не в силах пройти. И это радует. За спиной проход закрывается, отрезая меня от людей.

– Неисправность блока связи тысяча двадцать. Для устранения необходим выход ремонтника через шлюз номер шестьсот шестьдесят шесть. – Неожиданно слышу голос Оракула. В поселении с ним может общаться только исповедальник. И я воспринимаю это гласом Бога, напрямую благословляющего меня на битву.

Коротко взвывает банши, предупреждая о близком присутствии Ада. Угрожающе красным мерцает панель сбоку, по ней стремительно бегут непонятные символы, горло перехватывает от страха, и я перестаю дышать. Повсюду оглушительный свист демонов, что призывают Чудовище… Или скорее самого Дьявола. И мощная створка предо мною неожиданно откатывается в сторону. Крепче сживаю тяжелый обрезок трубы – я полностью готов к битве…

В первое мгновение вижу перед собою лишь чернильную тьму. Делаю шаг. Другой. Уже на самом пороге понимаю, что не могу дышать, словно воздух неожиданно исчез. На чёрном полотне прямо передо мною неисчислимое множество бусинок холодных глаз. И они буквально впиваются в меня. Жгучая боль. Чувствую, как тысячи невидимых коготков начинают заживо сдирать кожу, и латы бессильны им противостоять. Что-то легко подталкивает в горб на спине, и я запросто вылетаю навстречу своре демонов. Кажется, что даже пространство вокруг высасывает из меня жизненную силу. Яркий луч света над проёмом врат выхватывает из темноты свободно парящие неподалёку фигуры в доспехах. Это же… Все наши Герои замороженными статуями медленно кружат вокруг огромной туши металлического Левиафана, чрево которого я только что покинул. Но угасающее сознание уже не в силах ничего понять. Молча занимаю достойное место среди павших…