— Мне хотелось бы привлечь Бьюканана, — заговорила Фейт. — Знаю, я смогу уговорить его. Если мы будем работать вместе, ваше дело в суде уже не развалить. — Она выпалила все это быстро, одним духом, и облегчённо вздохнула, закончив фразу.

Лицо Ньюмана выражало удивление.

— Мы, конечно, люди довольно широких взглядов, но никак не можем вести дела с человеком, который, по твоим же словам, замыслил всю эту афёру.

— Вы не понимаете. Не понимаете, почему он пошёл на это. Бьюканан вовсе не плохой человек. Напротив, очень хороший.

— Но он нарушил закон. Подкупал государственных чиновников, если опять же верить твоим словам. А этого для меня более чем достаточно.

— Поняв, для чего Бьюканан это делал, вы измените мнение о нем.

— На твоём месте я не слишком надеялся бы на это, Фейт. Тебе же хуже будет.

— А если я скажу, что мы оба задумали и осуществили это? Или что вообще ничего подобного не было?

— Тогда ты совершила самую большую ошибку в своей жизни.

— Так, значит, или я, или он?

— Для тебя выбор, по-моему, очевиден.

— В таком случае мне хотелось бы ещё раз переговорить с Рейнольдс.

— Она скажет то же, что и я.

— Откуда такая уверенность? Я ведь умею быть очень убедительной. Вдруг окажусь права?

— Фейт, ты понятия не имеешь, какие силы и интересы здесь задействованы. Не агенты ФБР решают, кого привлекать к ответственности. Это решается на уровне генеральной прокуратуры США. Даже если Рейнольдс на твоей стороне, в чем я сильно сомневаюсь, юристы ни в коем случае не разделят её мнение. Если только они попробуют сбить спесь со всех этих могущественных политиков, сорвать сделку, в которую вовлёк их этот парень, то получат такую головную боль, которая им и не снилась. И потеряют работу. Здесь Вашингтон, и мы имеем дело с гориллами весом восемьсот фунтов каждая. Телефоны расплавятся от звонков, средства массовой информации взбесятся, закулисные сделки начнут совершаться с дикой скоростью, и к концу дня всех нас поджарят на вертеле. Поверь мне, я занимаюсь этой работой двадцать лет. Или Бьюканан, или ничего.

Фейт откинулась на спинку сиденья и уставилась в небо. На секунду ей почудилось, что среди облаков она видит Дэнни Бьюканана. Сгорбленный, несчастный сидит он в темноте в одиночной камере. Нет, нельзя допустить, чтобы с ним такое случилось. Она переговорит с агентом Рейнольдс и с юристами, заставит их понять, что Бьюканану нужно дать иммунитет. Это единственный выход. Ньюман рассуждает слишком самоуверенно, хотя все, что он говорил, не лишено смысла. Таков Вашингтон. И тут вдруг уверенность покинула Фейт. Неужели она, прирождённый лоббист, разыгрывающий колоду политических карт вот уже бог знает сколько времени, не справится со сложившейся здесь политической ситуацией?

— Мне нужно выйти, — сказала она.

— Но мы будем в коттедже через пятнадцать минут.

— Если на следующем перекрёстке свернуть налево, там примерно в миле круглосуточная автозаправка.

Ньюман удивлённо покосился на неё:

— Откуда ты знаешь?

Фейт ответила преисполненным твёрдости взглядом, чтобы замаскировать охватившую её панику.

— Хочу знать, во что ввязываюсь. А для этого надо хорошо изучить людей и географию.

Промолчав, Ньюман свернул влево. И вскоре они подъехали к хорошо освещённой автозаправке «Эксон», с магазином и туалетами. Должно быть, где-то неподалёку находилась оживлённая автомагистраль, потому что, несмотря на кажущуюся заброшенность места, на стоянке было полно грузовиков и фургонов. Между ними сновали мужчины в сапогах и ковбойских шляпах, в джинсах «Рэнглер» и ветровках с названиями и логотипами грузоперевозочных фирм. Одни терпеливо наполняли бездонные баки своих «тяжеловозов», другие потягивали из пластиковых стаканчиков горячий кофе, и пар затенял их усталые загрубевшие лица. Никто не обратил внимания на седан, остановившийся у туалетов в дальнем конце продолговатого здания.

Фейт заперла за собой дверь, опустила крышку унитаза и уселась на неё. Никакой туалет не был ей нужен. Фейт хотела как следует все обдумать, справиться с внезапно охватившим её страхом. Она огляделась. Взгляд рассеянно скользил по надписям на стенах, выцарапанным в противной жёлтой краске. От некоторых непристойных изречений её бросило в краску. Иные надписи были весьма остроумны, хотя и грубы, но очень смешны. Наверняка они превосходили по непристойности и изобретательности все, что писали мужчины в соседней туалетной комнате. Впрочем, авторы последних едва ли согласились бы с её мнением. Мужчины всегда склонны недооценивать женщин.

Фейт поднялась, подошла к раковине, плеснула в лицо холодной водой и вытерлась бумажным полотенцем. Внезапно колени у неё подогнулись, и, чтоб не упасть, она вцепилась в край замызганной фаянсовой раковины. Фейт часто снился один и тот же кошмар: во время свадьбы ноги у неё вдруг подкашиваются, и она теряет сознание. Впрочем, беспокоиться об этом теперь уже поздно. У неё никогда не было длительных отношений ни с одним мужчиной, кроме мальчика в пятом классе, имя которого Фейт никак не могла вспомнить. Зато его небесно-голубые глаза она не забудет никогда.

Дэнни Бьюканан подарил ей долгую и прочную дружбу. Он стал её учителем и последние пятнадцать лет заменял отца. Дэнни верил в Фейт, как никто прежде, он дал ей шанс в тот момент, когда она отчаянно нуждалась в этом. Фейт приехала в Вашингтон полная безграничных амбиций и энтузиазма, но совершенно не понимая, чем именно займётся. Лоббированием? Она ничего не смыслила в нем, но звучало это заманчиво и казалось прибыльным делом. Отец Фейт, добродушный мечтатель, хватался то за одно дело, то за другое, стремясь разбогатеть. Он никогда не соизмерял своих возможностей с поставленной задачей. Быстро охладевая к очередному проекту, он бросал его через несколько дней, вместо того чтобы заниматься им долгие годы. Фейт была в семье единственной дочерью и не помнила ни одной спокойной недели. Когда планы отца в очередной раз рушились и он терял деньги, принадлежавшие другим людям, он забирал жену и дочь и пускался в бега. Иногда у них не было даже крова над головой; случалось, что они голодали. Но отец всегда очень быстро оправлялся от очередного провала и пускался в новую авантюру. Так продолжалось вплоть до его смерти. Постоянная бедность и горестные воспоминания преследовали Фейт по сей день.