— Ты шутишь?

— Как видно, Пирс, пришла пора мне заняться другим делом. Попытаюсь найти себе работу, где люди не стреляют друг в друга.

— Мы еще поборемся, Веб. В конце концов Уинтерс не истина в последней инстанции.

— Я устал от борьбы и сражений, Пирс.

Бейтс беспомощно развел руками.

— Я не хотел, чтобы эта история так закончилась.

— Мы с Романо закончим наши дела и уедем отсюда.

— То, что случилось с членами «СО», вызовет скандал. А когда ты уйдешь из ПОЗ, все поймут, что тебя сделали козлом отпущения. Средства массовой информации будут за тобой охотиться. Они уже начали охоту, Веб.

— Было время, когда это меня доставало. Но только не сейчас.

Они еще несколько секунд постояли в полном молчании, словно не в силах поверить, что их совместная работа на этом окончилась. Потом Веб повернулся и скрылся в темноте.

Было около двух часов ночи. Ист-Уиндз погрузилась в тишину, нарушаемую лишь тихим ржанием пасшихся на лугах лошадей и криками диких животных, обитавших в окружающем ферму лесу. Потом послышались звуки шагов. Кто-то шел по тропинке, змеившейся между деревьями.

В доме горело одно окно, и в нем, как в рамке, четко вырисовывался силуэт мужчины. Немо Стрейт прижал к больному плечу банку с пивом, скривившись, когда холодный металл коснулся раны. На нем были футболка и боксерские трусы, слегка разошедшиеся сбоку на швах — такие у него были толстые, мускулистые бедра. Улегшись на кровать, он достал свой полуавтоматический пистолет и вставил в рукоять новую обойму. Но оттянуть одной рукой ствол, чтобы дослать патрон в патронник, ему было трудно. Положив пистолет на столик у кровати, он в изнеможении откинулся на подушку и снова взял банку с пивом.

Немо Стрейт не был мыслителем, он был бойцом. Но сейчас, хочешь не хочешь, приходилось думать. Он вспоминал вертолет, неизвестно откуда появившийся над глухой лесной чащей и зависший прямо у него над головой. Стрейт наблюдал за ним некоторое время — это точно не был полицейский вертолет. Он подумал, что, когда вертолет улетел, надо было вернуться к болоту и лично удостовериться в том, что Коув умер. Вообще-то он должен был умереть. Как-никак в него выпустили пять пуль.

От этого, как говорится, не отмахнешься. Если Коув и не умер, ему все равно грозило на всю жизнь остаться «овощем», не способным ни говорить, ни двигаться.

Стрейт, однако, не мог отделаться от неприятного чувства, что сделал что-то не так, и слушал по радио все подряд выпуски новостей. Надеялся услышать, что там-то и там-то обнаружено тело агента ФБР. А еще он хотел убедиться в том, что у полиции нет никаких зацепок. Стрейт потер плечо и подумал, что там осталась и его кровь. Но даже если полицейские сделают анализ на ДНК, сравнить результаты им будет не с чем. Ни в каких документах правоохранительных органов его имя не значилось. Его дело имелось только в армии, но он уже двадцать пять лет как демобилизовался, поэтому сомнительно, чтобы военные продолжали его хранить.

Тем не менее он считал, что пора сниматься с якоря. В конце концов, за последнюю поездку он заработал столько, что мог хоть сейчас уйти на пенсию. Поначалу у него была мысль купить домик в Озарке и провести остаток жизни, ловя рыбу и с осторожностью, чтобы не вызвать подозрений, расходуя деньги, но потом решил, что для него будет безопаснее обосноваться за границей. Он слышал, что в Греции ловить рыбу ничуть не хуже, чем в Озарке.

Если Стрейт и слышал, как открылась задняя дверь, то не подал виду. День был длинный, а болеутоляющее уже почти перестало действовать. Он сделал еще глоток из банки и вытер ладонью губы.

Дверь спальни медленно отворилась. Стрейт никак на это не отреагировал. Человек проскользнул в комнату. Стрейт поднял руку, покрутил ручку радио и поймал какую-то музыку. Человек подошел к его постели еще ближе. Стрейт оставил радио в покое и обвел глазами комнату.

— Я думал, сегодня ночью ты не придешь, — сказал он. — Полагал, что калека тебе не понадобится. — Он глотнул еще пива и поставил банку на пол.

Гвен стояла над ним и смотрела на него сверху вниз. На ней было все то же красное платье, в котором она была на вечере, но босоножки на высоких каблуках она сменила на другие — с плоской подошвой.

Ее взгляд переместился на плечо Стрейта:

— Сильно болит?

— Всякий раз, когда я делаю вдох.

— Какая лошадь тебя ударила?

— Бобби Ли.

— Что-то не припомню, чтобы он любил лягаться.

— Всякая лошадь может лягнуть.

— Прости, я забыла, что ты эксперт. — Она посмотрела на него с кокетливой улыбкой, но в ее взгляде крылось нечто такое, что никак не вязалось с ее игривой манерой.

— Никакой я не эксперт. Просто с детства ими занимаюсь. Я это к тому, что обращаться с лошадьми за год не научишься. Да и за десять лет тоже. Взять хотя бы Билли. Он быстро схватывает, но все равно в разведении лошадей и в фермерском деле мало что смыслит.